Могло быть и хуже… Злодеям известно о тайной тюрьме в пустыне Невады, о самых надежных супертемницах: для тех, кого поймали, но боятся, для тех, кого не могут убить, но едва способны контролировать, существуют шахты пятидесятиметровой глубины, заполненные бетоном и ледяные камеры, где температура близка к абсолютному нолю. Я здесь — а значит, со мной просто забавляются; я — в пасти льва. Не следует их слишком уж пугать. Стив все пристает с вопросами: «Кто вас впервые ударил?» «Когда вы уехали из дома?» «Почему вы хотели управлять миром? Вам недоставало власти?» Прошлое надвигается… От фотографической памяти не скрыться…
При моей работе опасно рассказывать слишком много; теперь я это знаю. А в прошлый раз я все рассказал — я прокололся, объяснил, что и как буду делать, почему никому нет спасения. Меня слушали и ухмылялись. Но план мог бы сработать… Я рассчитал точно.
В то утро лил сильный дождь; когда приехал автобус, мир уже выцвел в серый, недвижный эскиз, а сам автобус надвигался на нас грузной громадой. Дождь гулко барабанил по пластиковой крыше остановки; очки мои туманились… Было 6:20 утра; оцепеневший и полусонный, я стоял с родителями на парковке мотеля «Ховард Джонсон» в Айове.
Я понимал, что это особенное утро; полагалось что-то чувствовать в один из Важных Моментов, вроде свадьбы или бар-мицвы… но в моей жизни еще не бывало Важных Моментов, и я не знал, какие они. Часом ранее прозвенел мой будильник; мама упихала меня в колючий свитер, от которого я сразу же начал чесаться. Стояло теплое сентябрьское утро. Мы организованно спустились к машине, проехали по серому, тихому городку, миновали пустынный центр, свернули на парковку. Мама заглушила двигатель. На минуту опустилась тишина, только дождь стучал по крыше. Отец сказал: «Мы подождем с тобой на остановке», и мы побежали по дымящемуся асфальту в пластиковое убежище. Моросил дождь, по загруженной трассе мчались легковушки и грузовики, а мы все стояли, стояли… Кажется, кто-то что-то сказал.
Я представлял, как осенью жизнь в школе Линкольна начнется без меня. Буквально через несколько дней все мои друзья познакомятся с новыми учителями, а в математическом классе начнут изучать геометрию, проходить теоремы. Еще в июне нам пришло письмо из Министерства просвещения Айовы, в котором предлагалось перевести меня в новую, только что созданную научно-математическую школу Петерсона. За год до этого Министерство провело отборочный экзамен: все, набравшие высший балл, получили такие же приглашения. Со мной провели ряд бесед, все спрашивали, не буду ли я скучать по друзьям или по нашему математику мистеру Рейнольдсу.
