— Это глупо наконец! — проговорил он.
— Нет, не глупо! — возразила ему Евпраксия: — пустой и дрянной вы человечишка! — прибавила она потом.
— Ну, можете браниться, сколько вам угодно, — отвечал Бакланов и вышел.
— Что ты рассердилась из-за таких пустяков, — сказал ей Валерьян Сабакеев, бывший свидетелем всей этой сцены.
— Нет, не пустяки! — отвечала она, продолжая рыдать: вероятно, от какой-нибудь госпожи своей получил.
— Ревность, значит, — заметил ей с улыбкой брат.
— Вот уж нет!.. Пускай, сколько хочет, имеет их, — отвечала, впрочем, покраснев, Евпраксия. — Сам же ведь после будет мучиться и терзаться… мучить и терзать других! — заключила она и ушла к детям в детскую; но и там продолжала плакать.
Бакланов все это время у себя в кабинете потихоньку одевался, или, лучше сказать, франтился напропалую: он умылся, или, лучше сказать, франтился напропалую: он умылся, надел все с иголочки новое платье, надушился и на цыпочках вышел из дому.
— Когда меня спросят, скажи, чтоя гулять пошел… Видишь, вон пальто и зонтик взял! — сказал он провожавшему его человеку, а сам, выйдя на улицу и пройдя несколько приличное расстояние, нанял извозчика и крикнул ему: — На набережную!
Перед квартирой Софи он соскочил с экипажа и проворно в отворенную почти настежь дверь.
— Друг мой, — говорил она, беря его за руку и ведя его в гостиную: — заступитесь за меня, меня обокрали всю.
— Как? — спросил Бакланов.
— Все брильянты и семьдесят пять тысяч денег.
— Господи помилуй! — воскликнул Бакланов: — но кто же?
— Должно быть, прежняя моя горничная.
— В каком виде у вас деньги были?
— Билет ломбардный.
— Именной?
— Не знаю, кажется.
Бакланов пожал плечами.
— Есть у вас, по крайней мере, номера?
— Да, господин, который привез его мне, нарочно записал в столе у меня, — отвечала Софи, несколько сконфузившись, и потом отворила туалет, где на стенке одного потайного ящика были чьей-то осторожною рукой написаны номер и число билета.
Бакланов списал все это.
— Ничего, поправим как-нибудь! — сказал он и, не объяснив более, уехал.
Софи, оставшись одна, сидела, как безумная.
Часа через три Бакланов возвратился.
— Я думала, что и ты меня покинешь, — сказала она ему.
— Нет! как можно! Я все уже сделал: телеграфировал в петербургский банк и получил ответ, что по билету никому, кроме вас, не выдадут.
— Но как же я-то получу?
— Надобно вам самой ехать в Петербург. Поедемте вместе; я тоже на днях еду!
— Ах, я очень рада! — воскликнула Софи радостно, но потом несколько покраснела.
