Собрание обличительных сведений
Виктор Басардин, в своей небольшой квартирке, сидел на диване и разговаривал с Иродиадой, которая тоже сидела около него и даже склонив к нему голосу на плечо.
Девушка эта, придя к нему после описанного нами свидания, без всякой борьбы сделалась его любовницей и теперь каждый вечер бегала к нему.
Не столько связанные любовью, сколько чем-то более серьезным, они все толковали между собою.
— Она при мне-с говорила ему!.. «Что, говорит, что еще мне ему делать!..» — объясняла Иродиада.
— Ну ладно, хорошо!.. хорошо!.. — произнес Виктор, кусая себе ногти.
— Вы, барин, как бы Михайле паспорт, али бы вольную, что ли дали, он все бы вам порассказал.
— Я готов!
— Две тысячи целковых они тогда этому человеку и передали через него.
— Какими, канальи, кушами помахивали!
— Да-с! А что бухгалтер-то, в остроге сидючи, прямо говорил: «я, говорит, все опишу»… Как тоже вот теперь в кабаках, убьют человека, ограбят его, — половину целовальник оставит у себя, а половину в откуп пришлет-с; или теперь вещи какие кто украдет — все туда-с, деньгами чистыми и выдают.
— Чистыми деньгами? — спросил Виктор, не могший, кажется, слышать слово «деньги» без нервного раздражения.
— Известно уж, — отвечала Иродиада: — вещь теперь стоит денег, а за нее дают копейки какие-нибудь. Сам управляющий — чу! — иногда и сортировал. Это, говорит, на пароходе отправить за границу, а это, что подешевле, в степь отправить продавать.
— Ты ведь жила с ним? — спросил Виктор.
Иродиада усмехнулась, а потом прибавила со вздохом:
— Немало тоже, грешница, потерпела из-за этого.
— Отчего же?
— Противен он мне очень был… не русский человек, известно…
И Иродиада при этом обняла и даже поцеловала Виктора.
— Тогда, как наш Александр Николаич принялся было за это дело, что у них переполоху было!
— Переполоху?
— Да-с!.. Михайлу-то они допрежде всего в степь отправили, а тут Мозер сам уж ездил туда, и упросили, чтоб он на Кавказ ехал… Тот мне писал оттуда.
— Писал? — повторил Виктор.
— Да!.. «Что ежели теперича, говорит, они мне тысячи целковых не пришлют, я все дело начальству расскажу». Я говорила тогда Мозеру об этом.
— А письмо это цело у тебя?
— Цело-с!
— Ты мне покажи его.
— Слушаю-с. Чтобы, барин, мне только самой как тут не попасться.
— Вот вздор! Пусти-ка однако!.. — проговорил Виктор, освобождаясь из объятий Иродиады и подходя к письменному столу.
Тут он засветил свечу, развернул свои бумаги и начал писать.
Оставшись одна на диване, Иродиада начала зевать.
