Мужчина с табаком и вином делется похож на чорта! — говорит немецкая поговорка.
Бакланов, возвратясь домой, спросил себе бутылку вина, закурил сигару, человека отпустил спать, а сам начал пить и курить.
Более ясно проходившие в голове мысли были следующие: «Славная вещь — эти немножко шаловливые женщины».
Сильная затяжка сигарой и рюмка портвейну.
«Как бы отлично теперь, вместо того, чтобы ехать домой, заехать к какой-нибудь госпоже и учинить с нею оргию».
Еще рюмка и затяжка сигарой.
«Что я Казимиру пропускаю… Она, должно быть, страстная женщина!»
Новая рюмка и новая затяжка.
«Сходить разве к ней?»
У Бакланова при этом в голове даже помутилось.
«Чорт, пожалуй, рассердится!» — продолжал он. Однако встал. Шаги его уже были неровны.
«Скажу, что заболел, люди все спят, и пришел к ней».
И, недолго думая, он запахнул халат, прошел на цыпочках залу, коридор и отворил дверь в комнату, где спала Казимира. Та сейчас же услыхала.
— Кто это? — спросила она немножко испуганным голосом.
— Это я, Казимира, не тревожьтесь! — говорил Бакланов, подходя к ней и дотрагиваясь до нее рукою.
— Ах, Александр Николаич, не случилось ли чего-нибудь? — воскликнула Казимира, привставая.
— Нет, ничего; я так пришел, побыть с вами, — отвечал он; голос его был нетверд.
— Чтой-то, как же возможно в такое время! Придут, пожалуй, кто-нибудь.
— Никто не придет, никто! — говорил Бакланов, беря и целуя ее руку.
— Да как никто? Так вот дети, Валеренька спят! — говорила Казимира.
— Ну, пойдемте ко мне в кабинет.
— Зачем я пойду к вам? Что мне там делать!
— Мы будем сидеть, разговаривать.
— Нет, Александр, ступайте, ступайте! — говорила Казимира, дрожа всем телом.
— Если вы не пойдете, я на вас ужасно рассержусь.
— Как это возможно! Душечка Александр, это невозможно.
— Отчего же невозможно?
— Оттого, что у вас жена есть! Что вы!
— Убирайтесь вы с женой! Не люблю я ее. Пойдемте, ангел мой!
— Александр! Умоляю, оставьте меня! Оставь! — говорила Казимира.
— Не оставлю, — говорил он, обнимая ее и насильно подводя к двери.
— Александр! — вздумала было еще раз воспротивиться Казимира.
— Если ты для меня этого не сделаешь, я возненавижу тебя! — проговорил Бакланов; голос его при этом звучал почти с бешенством.
— Ах, Господи! — воскликнула бедная женщина, вся пылая в его объятиях. — Дайте мне, по крайней мере, надеть на себя что-нибудь.
