Обед у Баклановых был всегда отличный; повар их вряд ли был не искусней повара Эммануила Зхаровича; вина самого высокого сорта, прислуга скромная, вежливая. Но ничто это не пленяло Александра!.. В его воспоминании проходил другой, скудный обед в Ковригине, когда он сидел около молоденькой девушки и пожимал под столом ее ножку: о, какая то была поэзия, — и какая все окружавшее его теперь проза!
К концу обеда зашел разговор о приглашении на бал, которое в самом деле было получено от генерал-губернатора.
— Я не поеду! — сказала Евпраксия решительно.
— Отчего же? — спросил ее Бакланов, вспыхивая.
— Потому что я никуда не езжу, — отвечала Евпраксия.
Бакланов насмешливо улыбнулся.
— К другим вы можете не ездить, — начал он: — но тут вежливость требует! Наконец вы обываетельница здешняя; у вас могут случиться дела и другое прочее.
— У меня нет никаких дел.
— Но у меня могут быть.
— Ну, так ты и поезжай!
Бакланов опять и еще ядовитее усмехнулся.
— По обыкновению: ни для кого — ничего, ни шагу! — произнес он.
— Ну да, ни шагу, — повторила Евпраксия.
В сущности, Бакланову решительно было все равно, поедет ли с ним жена на бал или нет; но ему хотелось только с ней поспорить и побраниться.
Если маленькие причины имеют иногда большие последствия, то и наоборот: большие явления имеют, между прочим, самые миниатюрные результаты.
На героя моего ужасно влияла литература; с каждым смелым и откровенным словом ее миросозерцание его менялось: сначала опротивела ему служба, а теперь стала казаться ненавистной и семейная жизнь. Поэтический и высокохудожественный протест против брака Жорж-Санда казался ему последним словом человеческой мудрости — только жертвой в этом случае он находил не женщину, а мужчину, т-е себя.
— Ведь этак трактовать целое общество нельзя… нельзя! — повторял он насмешливо, обращаясь к Евпраксии: — что мы-де вот выше всех и никого знать не хотим; надобно спросить, как и другие нас понимают!
— Я и не считаю себя выше других. Что ты таким образом перетолковываешь мои действия? — сказала Евпраксия, уже рассердившись на мужа.
— Отчего же вы не едете? — спросил он.
— Потому что там все будут светские дамы, а я не светская.
— Что же вы такое? Вот бы интересно знать, что это такое?.. Что-то очень уж, должно быть, необыкновенное! — говорил Бакланов, — в этот день он был до гадости зол.
— Когда женились на мне, так видели, что я такое! — сказала Епвраксия.
Лицо ее по-прежнему оставалось спокойно.
