В комиссии этой предписали заседать и Бакланову.
Задушив в сердце своем чувство любви, он рад был кинуться в омут служебной деятельности.
Нервное и раздраженное состояние в нем еще оставалось.
Презусом комиссии назначен был командир гарнизонного батальона, полковник богомольный и задумчивый, особенно в последнее время, так как у него ужасная происходила тяжба с полицеймейстером, также опытным военным человеком, за воздух, которым должны дышать гарнизонные солдаты. Полковник говорил, что будто, по казарменному положению, им надо было, положим, 60 000 кубических сажен, а злодей полицеймейстер уверял, что на практике солдаты всего живут в 30 000 кубических саженях, и, соразмерно с этою суммой, требовал сносу квартирных денег. Начальник края мог решить этот вопрос так и иначе.
В военные ассесоры себе полковник выбрал поручика Козлова, из сдаточных.
— Он нам своми простыми чувствами всегда скажет верно! — говорил он и обращался потом к самому поручику:
— Ну, как вы, Козлов, об этом думаете?
Поручик краснел и вставал.
— Я, ваше высокородие, точно что… разумеется… Коли не он или не она, так кто же другие?
— Понимаю, понимаю, — перебивал его полковник. — Ну вот вам! — обращался он затем к аудитору.
— Это что-с! И сомнения в том никакого нет! — отвечал тот.
Членом гражданским был провиантский чиновник, который, может быть, в разных сортах хлеба и знал толк, но к судебной части был совершенно равнодушен и получил настоящее назначение, вероятно, потому, что всегда и во всем сходился во мнениях своих с начальством.
Другим членом был командирован тот чиновник, который производил самое следствие, и конечно, все, что им было сделано, находил превосходным и совершенно достаточным.
Бакланова избрали более по его молодости и неопытности.
12
Молодость не всегда бывает удобна!
Собираясь в комиссию, герой мой несколько раз примерялся перед зеркалом, какое ему сделать серьезное лицо. Он снял с руки золотое кольцо и оставил одно только чугунное, подаренное ему еще в пансионе Сонею; жилет надел черный, наглухо застегнутый. Все это он делал с тем, чтобы больше придать себе монашеский вид. Несмотря на эти несколько внешние приемы, Бакланов шел на поприще судьи с сердцем чистым и с самым твердым намерением действовать по самой крайней справедливости.
Дело, чтобы не было по нем большой огласки, производилось на дому у презуса.
Когда Бакланов вошел, члены комиссии, сидевшие за столом, на котором стояло зерцало, пили чай и курили. При этом, или даже вообще, когда кто-нибудь из членов начинал курить, презус обыкновенно незаметно мигал поручику Козлову, который сейчас же вставал, вынимал из зерцала орла и клал его на шкап, а потом, когда курение прекращалось, то снова вкладывал его в прежнее место, вероятно, затем, чтобы сия эмблема благосостояния и могущества Российской империи не видела их маленькой человеческой слабости.
