Та сначала объявила ей, что поедет к Митрофанию на богомолье, а вместо того проехала в ту гебернию, где жила Софи с мужем.
— Возьмите меня, Софья Петровна; я буду служить вам, как и тетеньке вашей служила!.. — объявила она; в этот раз в голосе ее слышно было что-то особенное, так что Софи, не задумавшись, взяла ее и, по своей страсти видеть около себя все красивое, сейчас же одела ее как куколку.
Бывшей печальнице и смиреннице, кажется, это было весьма не неприятно, и затем госпожа и служанка очень скоро и очень тесно сошлись между собою.
— Эммануил Захарыч прислали-с! — начала наконец Иродиада, негромко и неторопливо.
Софи взмахнула на нее глазами, и какое-то утомительное чувство промелькнуло у ней на лице.
— Что же? — спросила она.
— Спрашивают, могут ли они приехать к вам.
— Нет! — сказала было сначала Софи резко; но потом, обдумав, прибавила: — скажи, что я только что сейчас приехала с могилы моего мужа, мне не до гостей.
Иродиада неторопливо вышла.
В своей комнате, тоже очень чистенькой и красиво прибранной, она нашла черноватого, курчавого молодого господина, с явно еврейскою физиономией, большого, должно быть франта, с толстою золотою цепочкой на часах и в брильянтовых перстнях.
— Сто-зе-с? — спросил он, модно помахивая шляпой.
— Они больны… не могут принять, — отвечала Иродиада.
— Ах ты, Бозе мой, Бозе мой! — произнес посланный: — так господин убивается… так!
— Они очень нездоровы! — отвечала Иродиада прежним ровным тоном.
Посланный не уходил и продолжал смотреть себе на руки и на сапоги.
— Могу ли я с вами переговорить два слова? — сказал он наконец.
— Что? — спросила Иродиада.
— Два слова! — повторил он и вслед за тем начал что-то такое скороговоркой объяснять Иродиаде. Она его слушала как-то насмешливо-холодно.
— Так? — заключил он.
Молодой человек торопливо засунул руку в боковой карман, вытащил оттуда бумажник, вынул из него сторублевую бумажку и подал ее Иродиаде. Та равнодушно приняла ее. Молодой человек протянул к ней руку; она хлопнула по ней своею рукой, которую он и поцеловал с чувством, а затем, надев еще в комнате шляпу набекрень, модно расшаркался и вышел. Иродиада как-то мрачно посмотрела ему вслед.
Софи между тем все еще продолжала сидеть в задумчивости. Вдруг раздался звонок. Софи даже вздрогнула.
— Иродиада! Иродиада! — крикнула она.
Та проворно вошла.
— Скажи, что я не могу принять, что я спать легла, — говорила Софи и начала торопливо развязывать шнурки у платья, как бы затем, чтобы в самом деле раздеться и лечь.
