Когда госпоже де Берни казалось, что Бальзак в Париже, она шла пешком на улицу Кассини, чтобы застать его врасплох. Через раз ее останавливала на пороге горничная: «Господин вышел». Гостья понимала с полуслова: Оноре в Версале с другой. Считалось, что те двое трудятся над мемуарами герцогини, но они могли бы проявлять чуть меньше прилежания. Мучимая ревностью, госпожа де Берни упрекает Бальзака в непоследовательности: «Умоляю, скажи, могу ли я, забыв про солнце и дождь, прийти в три часа на улицу Кассини?.. Прощай, Диди… Прощай!» Раскаяние заставляет его сжалиться над безутешной Dilect’ой, но отказать пылкой герцогине он не в силах. Смутно ощущает, что эти две женщины дополняют друг друга, каждая по-своему, но они необходимы ему обе: госпожа де Берни – его общение с миром иллюзий, герцогиня – с самой реальностью, обманывая первую со второй он не столь виновен. Dilecta должна смириться с его похождениями, его идеальная, неземная любовь – все равно она. Но ее такое положение не устраивает, время от времени к ней возвращается вполне земной аппетит, и Оноре приходится доказывать, что она по-прежнему желанна. Бальзак уверен, что в ситуации, когда он разрывается между двумя столь несхожими страстями, его извиняет артистическая натура: право, долг писателя пережить как можно больше. Чем он будет питать свои романы, если станет руководствоваться благоразумием? Тем хуже для женщин, связанных с ним! Они заплатят за всех читательниц, что будут таять над его романами.
Такой взгляд нашел бы полную поддержку старого греховодника Бернара-Франсуа, но теперь не время думать о пустяках: здоровье отца ухудшалось с каждым днем. Тот, кто хвастался, что доживет до ста лет, опасается не перевалить за восемьдесят три, и никакие рецепты долголетия тут не помогут. В конце апреля 1829 года обеспокоенные врачи начинают говорить об абсцессе в области печени, который необходимо срочно вскрыть. Операцию сделали в больнице, но неудачно. Девятнадцатого июня Бернар-Франсуа умер. Отпевание состоялось два дня спустя в церкви Сен-Мерри, похороны – на кладбище Пер-Лашез.
Все состояние покойного было вложено в пожизненную ренту, вдова оказалась в весьма непростой ситуации: она имела право на свое приданое и материнское наследство, а также наследство племянника, что составило немногим менее двухсот тысяч франков, но наличность не превышала ста пятидесяти тысяч. Бальзаки не стали вступать в права наследования, так как каждый уже получил свою долю: Оноре – аванс в тридцать тысяч франков первого июля 1826 года, Лора – приданое на такую же сумму шестого декабря 1828 года. Госпожа Бальзак напрасно пыталась выторговать пятнадцать тысяч франков своему второму сыну, Анри, когда ему исполнится тридцать, и столько же немедленно для бывшего зятя, отвратительного Монзэгля. Оноре был в отъезде и не присутствовал на совещании у нотариуса. Смерть отца его глубоко взволновала. Посмеиваясь над старческими причудами Бернара-Франсуа, уловками и заботами в попытке избежать болезней, сын испытывал к нему благодарность: своеобразие, оптимизм, наивность этого человека даже в воспоминаниях продолжали очаровывать, контрастируя с жесткостью и авторитарностью матери. Рядом с ним он никогда не испытывал неловкости, в ее присутствии нередко ощущал себя чужаком в доме. И теперь потому предпочитает общество женщин, что ищет в них то, чего не получил в детстве от госпожи Бальзак.
