Лоранс умерла одиннадцатого августа 1825 года. В апреле ей исполнилось двадцать три. Брат узнал об этом в Версале у Лоры, вторая беременность которой оказалась тяжелой. Щадя ее, близкие разрешают ей не соблюдать траур. Едва узнав о случившемся, Оноре пишет герцогине д’Абрантес: «Страданиям моей бедной сестры пришел конец… я уезжаю и не могу точно сказать, когда освобожусь от моих печальных забот. Я сразу вернусь в Версаль. Проявите хоть немного сострадания ко мне взамен совсем иного чувства и не огорчайте меня тогда, когда, кажется, все несчастья сыплются на мою голову. Прощайте. Умоляю, не лишайте меня вашей дружбы. Она будет мне поддержкой в этих новых переживаниях».
Госпожа Бальзак тем не менее испытывала определенное облегчение при мысли, что смерть Лоранс снимет с нее некоторые заботы, и, неспособная посочувствовать горю близких, обращается к другой дочери, Лоре, со своего рода надгробной речью: «Как будто само Провидение руководило несчастьем, лишившим нас твоей сестры. Судьба оказалась великодушна по отношению к ней, мы должны благословить ее конец». Спустя годы Оноре безжалостно осудит отношение матери к смерти Лоранс: «Если бы вы знали, что за человек моя мать!.. Это монстр, нечто чудовищное! Сейчас она убивает мою сестру, убив уже бедную Лоранс и бабушку. Она ненавидела меня еще до моего рождения».
Событие это настолько потрясло Бальзака, что он решает провести некоторое время в Турени, дабы собраться с мыслями, надеется, что смена обстановки излечит его от зубной боли и нервного тика. Предварительно он сумел добиться от герцогини согласия уступить его страстным мольбам, и эта победа несколько скрасила потерю Лоранс. В письме, написанном новой любовнице из Саше, он чередует «ты» и «вы», называет ее «моя дорогая Мари», хотя герцогиня, как и его мать, сестра и госпожа де Берни, носит весьма распространенное в то время имя Лора. Но четыре Лоры – это слишком! Чтобы отличить герцогиню от всех прочих, нарекает ее Мари. Так, ему кажется, он и милую, нежную Dilect’у меньше обманывает. Герцогиня д’Абрантес, полюбившая общество Оноре, упрекала его в долгом отсутствии, настаивала на скорейшем возвращении в Версаль. В конце сентября 1825 года он отвечает ей: «Не думай, дорогая моя Мари, что я тебя совсем не люблю… Пишу это письмо, страдая так, что ничто не может мне помочь, я едва различаю бумагу. Душа моя полна милых ласк и воспоминаний. Вот что заставит тебя улыбнуться, моя дорогая, любимая Мари, я буду в Версале пятого или шестого октября, пусть даже и со всеми моими болячками».
