— Тоже один из них, — дернуло его за язык.
— Нет, — упрямо сказала Инка, — не один из.
Видишь, я даже не обижаюсь, хотя ты хотел сделать больно. Но ведь я тоже делаю тебе… Ничего. Не об этом сейчас. С этим типом, мне кажется, дело гораздо серьезнее. От него исходит не просто страх, что-то другое. Простой страх я бы перетерпела. Не говори пока ничего, потом. Я посплю часок и приду в норму. Нам недолго… ах, это я, по-моему, говорила… там тоже недалеко, ты успеешь вернуться, я помню. Иван, я кое-что потом расскажу… о себе. Ты должен знать, потому что…
Инка свернулась калачиком, подложила ладошки под щеку.
— Спасибо тебе, Иван, что ты веришь, — пробормотала она, засыпая. И еще: — А про принца с принцессой… ну, Яблоко и Картошка… я вспомнила, это из книжки, я читала, там тоже двое… Называется… «Изгой», вот как. — И окончательно заснула.
«Совсем мило», — подумал он, цедя коньяк пополам со спрайтом.
Вышли, не доезжая Вязьмы. С поворота, где их высадил частник, прочертыхались час в темноте до этого крайнего дома, про который он сказал Инке после того, как она нашарила-таки ключ под доской, отперла, ввела и защелкала зажигалкой над свечкой: «Русь изначальная. Плана ГОЭЛРО не существует, и экологическая партия «Кедр» прыгает от счастья».
Их интернат находился на Усачевке. В районе. Она покажет при случае. Там он и поныне. Трехэтажное узкое здание с квадратными окнами, квадратными колоннами и вообще обилием прямых углов — начало 30-х, модерн «под Ле Корбюзье». Как теперь покрашено, не знает, не была уж года четыре, а тогда — строгого школьного «девчачьего» цвета — коричневое с белым. С бежевым.
Нет, в интернате, в общем, было хорошо. Весело. «Мамы»-воспитательницы хорошие, директор добрая, Галин Иванна. Район вокруг хоть и выглядит не очень — корпуса, например, выстроенные еще когда, говорят, для семей старшего комсостава, — зато престижный. Асфальтовые дворы, кручи оврагов позади домов. Городок филатовской больницы. Школа, где учились всякие «шишечные» дети, — от нее и интернату кой-чего перепадало. Рядом, правда, интернат для даунов — вот соседство! Опять же Лужники. Весной, летом все любили убегать на Девичье поле, на пруды.
Там все у нее и случилось в первый раз… Да нет, не «это самое». Это самое они с подружкой Римкой проделали с Максиком, когда им с Римкой было по двенадцать, а Максику одиннадцать. Они зажали его в туалете, и ему некуда было деваться.
Нет, на Девичьем поле весной 89-го она впервые увидела саму себя.
