— Что, братцы-кролики, заждались? Покойнички мои дорогие?
Оглянувшись, Харон уселся на подобие стула.
Внутреннее убранство палатки роскошью не отличалось. Тут везде было так — очень скудно и примерно одинаково. Не стоило внимания.
Пожалуй, только одно отличие — печка. Походно-армейский компактный вариант. Что-то вроде огромной паяльной лампы, упрятанной в двойной кожух, где пламя закрыто со всех сторон, а жар выдувается наружу нагнетаемым меж раскаленных стенок воздухом. Похожа на миниатюрный ракетный двигатель, подвешенный в прямоугольном параллелепипеде из металлических трубок.
Пока Марго с Виктором поселили в домике с печкой, по приходу в лагерь так определяют многих. Затем их переводят в палатки без обогрева, а к печкам помещают новеньких. Заведенная процедура.
Печка прилежно гудела, согревая тех, кто в этом нуждался. Она действительно работала без солярки для факела и электричества для вентилятора. И гари от нее, конечно, никакой не могло быть, поэтому коленчатая труба, что так и не сумел приладить Виктор, была попросту не нужна.
Все печки в лагере работали так — ни на чем. «От святого духа», — выразился бы Харон, если бы раз и навсегда не объявил себе подобные напоминания запретными. Да что там печки! Ого, в лагере было на что посмотреть, если кто интересуется, чудес на бытовом уровне хватало.
— Что примолкли? Боитесь Перевозчика? Не бойтесь, я не глотаю души живьем, я их только транспортирую. Я вообще очень тихий и покладистый. Видите, сам к вам пришел, как ты, Марго, не знаю уж с кем там договорилась.
Он всегда разговаривал с ними со всеми. Когда-то — надеясь, что вдруг найдется, кто услышит и ответит, с кем можно будет хоть беседой скрасить свое одиночество и обособленность. Напрасные надежды, он вскоре их оставил. Теперь разговаривал просто по привычке, чтобы не забыть, как это делается. Иногда шутил, но и шуток его никто не слышал.
«Ты никудышный психоаналитик, Харон. Все твои экстраполяции внешности по голосу и манере речи можешь без зазрения совести вышвырнуть в Реку. Пусть они там почернеют и утонут, туда и дорога. Ах, Марго, как вы, оказывается, аппетитны были в той своей жизни!..»
Из угла, с застеленного вытертым покрывалом ложа, на него смотрела томная крупная блондинка. Ямочки на уже тронутых здешней бледностью щеках и тревожные влажные ланьи глаза. Виктор был маленьким человечком, состоявшим из носа и сизых от щетины щек и меланхолии.
— Он слышит?
— Он глухонемой.
