Большинство сочло, что Председателем должен стать обыкновенный человек, способный понять нужды обыкновенных людей и наделенный их лучшими качествами. Не вождь и не гений, а просто человек, пока еще не связанный семейными узами. Последнее условие только на первый взгляд могло показаться странным: ничто не должно было мешать становлению Председателя.
Джонамо знала, что дисперсия личностных мнений по вопросу о качествах Председателя оказалась минимальной, и для компьютеров не составило большого труда выбрать индивида, наилучшим образом удовлетворяющего выдвинутым (в числе прочих и им самим) требованиям.
Выбор считали удачным. Но в представлении Джонамо Председатель оставался обезличенной фигурой. И сейчас она казалась себе столь же обезличенной пешкой, которую ожидает поединок с заранее предопределенным исходом.
Так размышляла Джонамо, поднимаясь по мраморной лестнице старинного особняка, традиционно служившего председательской резиденцией.
— Я поклонник вашего дарования, — почтительно произнес моложавый седой человек, выходя навстречу.
— Вы? — изумленно воскликнула Джонамо. — Простите, я видела вас на моем концерте… Но тогда вы сказали…
— Кстати, это была наша вторая встреча. Вспомните Оультонский заповедник, лисенка, гонар…
— Вот уж не думала…
— Да, пути судьбы неисповедимы, банальная истина! Я рад встретиться с вами снова. Здесь, где ничто вам не угрожает.
— Кто знает, — улыбнулась Джонамо.
Председатель усадил ее в глубокое кожаное кресло, очевидно, предназначавшееся гостям. Сам сел напротив.
— Люблю старину, — пояснил он, уловив удивленный взгляд гостьи.
— Даже на работе?
— У меня нет другого дома.
— Простите мою неосведомленность.
— Нередко во мне видят… что-то вроде компьютера в человеческом облике, — с горечью проговорил Председатель. — А компьютеру неведомо, что такое родной дом.
— Вы одиноки, — утвердительно произнесла Джонамо.
— Как и вы. Я догадался об этом еще в Оультоне, а во время концерта утвердился в своей догадке. Так играть, как играете вы, может только очень одинокий человек. Одиночество наделило вас магической властью над людьми. И она меня пугает.
— Я не употреблю ее во вред людям.
— Не зарекайтесь. История учит, что власть, сосредоточенная в руках одного человека…
— Вы говорите всерьез? — изумилась Джонамо.
— Более чем, — кивнул Председатель.
— Очень жаль. Значит, вы ничего не поняли в моей игре.
— Ошибаетесь. Язык вашего творчества понятен всем, в том числе, разумеется, и мне. В нем нет места фальши и недоговоренности. Он не нуждается ни в переводе, ни в пояснениях. В этом его сила.
