— Но если они заподозрят тебя?
— Нет, этого я не боюсь!
Внезапно он понял, что эти слова не просто утешение: он и вправду не боится. Страх, который еще три ночи назад угнетал его, теперь притупился.
— Нам надо все это пережить каким-то образом, Дорис, и мы переживем. Не плачь. Не плачь, пожалуйста!
Он взял ее за подбородок и приподнял ее голову:
— Ты ничем не поможешь мне, если будешь плакать.
Дорис слабо улыбнулась:
— Детектив, видно, славный, да?
— Он совсем не похож на детективов, какими я их себе представлял. Временами он просто на редкость разумен. Самое смешное, что его здравый смысл всегда меня ошарашивает, потому что с виду он ну просто комический полицейский из кинофильма.
— А я все думаю про его слова о том, какого сорта человек мог убить Ральфа: такой, который кичится своим умом. Так он сказал? — переспросила Дорис.
— Да, и это — хорошее определение. Мне следует его запомнить.
— Не подходит ли оно к Отто Рейнку?
Брэйд хмуро кивнул:
— Подходит. Но к данному случаю неприменимо. Понимаешь, нечестность Ральфа никак не могла повлиять на репутацию Рейнка. Напротив! Он ведь давно убедил себя и других в том, что Ральф ошибается. Нет, дорогая, на карту поставлена только моя репутация.
Упавшим голосом Дорис спросила:
— А кто же тогда?
— Видишь ли, я сейчас размышляю об одной мелочи. Если Доуни рассказал мне все точно, то, кажется, у меня начинает появляться интересная мысль. Одно его выражение, одно слово может иметь двойной смысл. Я, впрочем, не думаю, что Доуни это понял. Право, не думаю. Одно слово!
— Но что же это за слово?
Какое-то мгновение Брэйд смотрел на Дорис невидящим взглядом, потом мягко сказал:
— Возможно, это пустяк, о котором не стоит и говорить. Мне нужно еще немного подумать. А пока что, Дорис, давай ляжем пораньше, пошлем все к черту. И не волнуйся. Предоставь все мне.
Дорис улыбнулась ему.
Лежа в постели, он думал об этой улыбке, глядя в ночную темноту. Улыбка Дорис была теплой и успокаивающей.
Внезапно мысль Брэйда сделала странный скачок. Ему вспомнилось: «…человек, кичащийся своим умом». Конечно, это вполне применимо к Отто Рейнку. А почему? Ведь его репутация давно установилась: каждому известно, что он выдающийся человек. Так какого черта ему так стараться? Что это, недостаточная вера в свои умственные способности, которая заставляет его постоянно афишировать и приукрашивать их, а также подавлять всякого, кто может угрожать его положению? А Фостер? Напористый. Растущий. С молодой, хорошенькой женой, которая принимает его таким, какой он есть. Откуда у него эта потребность всем и всюду доказывать, что последнее слово всегда будет за ним, даже в жалком одностороннем состязании между преподавателем и студентом? А бедняга Кэп? Успешно сделав карьеру, он теперь мучается сомнением, сохранит ли он свое место в науке или будет забыт начисто. Ведь именно поэтому он прилагает такие усилия, чтобы завершить сейчас книгу. И с какой завистью он говорил о пожаловании баронского титула Берцелиусу!..
