В Киото на улицах, и особенно в деловых кварталах, мы часто слышали немецкую речь. В стране обосновалась крупная немецкая колония. По дороге в Ла Паз шофер, который нас вез, глубокой ночью остановился перекусить возле одиноко стоящего дома с запертыми ставнями. Владелец пустил нас на ночь – он оказался немцем. На стенах комнаты, которую нам отвели, висели виды Гейдельберга, а среди них – фотография броненосца, через весь корпус которого шла дата и подпись. Какое политическое преступление вынудило этого человека после поражения Германии скрыться в Боливии? Я помню также французский ресторанчик. Его владелец заметно помрачнел, услышав, что мы говорим по-французски. Мы пригласили его к нашему столику и расспрашивали, как он попал сюда. Недоверчиво поглядывая на нас, он не отвечал на вопросы, а пустился в воспоминания о французской кухне. Без сомнения, мы повстречали бывшего коллаборациониста, которому путь во Францию был закрыт навсегда. Родина свелась для него к бифштексу с жареным картофелем, поданным под солнцем экватора.
Даты и местности путаются в моей памяти, но общее впечатление от нашей бесконечной поездки сохранилось. Далекие страны, где земля богата, а люди бедны, страдают от землетрясений, тайфунов, суеверий, эпидемий и сезонных революций! Страны новехоньких небоскребов и девственных непроходимых лесов, американских автомобилей и разбитых дорог, церквей с осыпающейся позолотой и едва прикрытых лохмотьями нищих, больниц с ультрасовременным оборудованием и колдуньями в деревнях. Страны, в муках переживающие свою молодость! Думаю, не ошибусь, если скажу, что недалек тот день, когда эти молодые республики явятся миру процветающими и могущественными. Разве самые прекрасные надежды будущих поколений не таятся в чащах этих лесов, в песках этих пустынь, в вечных снегах, покрывающих вершины Кордельер?
С каждым новым переездом мы продвигались к концу нашего путешествия, и чем ближе был день возвращения, тем сильнее было мое желание поскорее снова увидеть Францию. Наш самолет, вылетевший из Рио-де-Жанейро, приземлился в Даккаре, и я очень разволновался, когда чернокожий таможенник обратился ко мне по-французски.
Стояла удушающая жара. Даже в лучшем отеле комнаты не были оборудованы кондиционером. Тщетно мы старались освежиться, каждые десять минут принимая теплый душ. Наши окна выходили на школьный двор. Там, составив круг и хлопая в ладоши, танцевали негритята, с чисто африканской грацией выполняя движения танца. И вот настал день отъезда. Не придется больше задыхаться, покрываться потом, каждый час проглатывать по двадцать порций прохладительного питья, восхищаться высокими, стройными сенегальцами, облаченными в белые бурнусы, любоваться обольстительными сенегалками, закутанными в несколько слоев многоцветной ткани, следить взглядом за кружением грифов над рынком в Медине, наблюдать, слушая звуки фанфар и приветствия губернатора, за отплытием парохода, везущего паломников в Мекку, – все позади: мы наконец поднимаемся на борт самолета, совершающего регулярные рейсы в Париж…
