— Как можно отрекаться от отца; я говорил только, что не причастен ни к какому делу.
— Ну да, да; а дело-то и состояло в наследии.
— Нет, от наследия я не отрекался.
— Э, брат! губа-то у тебя не дура! А знаешь ты пословицу, что такому сыну, как ты, не в помощь богатство.
— Уж очень в помощь: не все же так жить… Я намерен жениться!
— Женись, да женись на какой-нибудь дуре.
— Это для чего?
— А для того, чтоб дети были умны.
— Это почему?
— Ты учился математике?
— Учился.
— Ну, так должен знать, что и минус на минус дает плюс.
— Не понимаю; математика давно уж из головы вышла. Яликов разгулялся.
— Эй, Курдюков! — крикнул он.
— Чяво изволите? — спросил вошедший денщик.
— Вели-ка, тово… — сказал Яликов, ходя по комнате и потирая руки.
— Чяво?
— Вели-ка, тово… — повторил он.
— Чяво, — повторил денщик.
— Ну, как оно?… тово…
Денщик стоял в ожидании решения, чего потребует его благородие.
— Барин твой с ума сошел, — сказал полковой адъютант, — покуда придет в себя, дай мне чаю.
— Да! чаю! — сказал Яликов.
— Насилу надумался!
Яликов был вне себя. В первый раз воображение его вырвалось из-под спуда привычных служебных понятий и начало строить ему мир вне службы; но так как матерьялов для этой постройки в голове Федора Петровича было очень недостаточно, то на первый случай матерьялы были заняты из сказочного мира. Федору Петровичу мерещилось, что он ведет Доню в свои волшебные палаты.
— А, Доня, каково?
И Доня дивится, говорит: «Ой, то квартырочка! який на пане червонный жупан!»
— Що, Доню, хочешь грошей? хочешь медвины? хочешь музыку слухать!.. Гей! — вскричал Яликов во все горло.
— Что ты кричишь во все горло? — прерывал мечты его полковой адъютант; а денщик вбегал и спрашивал: «Чяво прикажете?»
— Вели-ко… тово, — говорил Яликов, очнувшись от бреда.
— Чяво? — повторял денщик.
— Чяво! вылей ему ведро на голову! Ну, брат, ты спятил, Яликов.
— Да я все думаю, Василий Петрович, каким образом подавать в отставку? Я никогда не подавал, не знаю, как это делается.
— Верхового коня подаришь? так я тебя выпровожу, сперва и отпуск на двадцать восемь дней с отсрочкой, а потом в отставку.
— Подарю, ей-богу подарю!
— Ну, ладно.
Полковой адъютант устроил все как следует, и чрез несколько дней Федор Петрович Яликов отправился в путь.
Сам бы он не умел принять и наследства; но нашлись добрые люди, которые ему помогли в этом. За исключением разных расходов, Федору Петровичу очистилось более двухсот тысяч наличных да именьице душ в триста. Деньги лежали и Опекунском совете; и вот он отправляется благополучно в Москву.
