Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея | страница 24
Я говорю, что подавай в отставку; тут другого ничего не может быть.
— Это какая-нибудь клевета! Я ни в чем ни душой, ни телом не виноват, вот вам Христос!
— Как клевета? позвольте вас спросить: это вы мне говорите, что клевета?
— Нет, Василий Петрович, я сказал так, не касаясь вас; а потому, что кто-нибудь, может быть, несправедливый какой-нибудь донос сделал на меня…
— Донос? Нет-с, формальное отношение, за номером.
— Это просто несчастие… Да от кого же отношение?
— Из суда.
— Я, Василий Петрович, никакого преступления не сделал, Бог свидетель!
— Нет-с, там сказано именно: Федор, Петров сын, Яликов.
— А черт знает, верно, какой-нибудь другой есть Федор, Петров сын, Яликов.
— А как вашего отца зовут?
— Зовут? Петром, — отвечал Яликов боязливо.
— Ну-с! надо знать имя и отчество.
— Отчество?… да я родителя своего с малолетства и в глаза не видал.
— Так вы, стало быть, отрекаетесь от своего отца? Очень хорошо, так я так полковнику и донесу.
— Извольте донести, что я никаких сношений с ним не имел и не знаю, где он обретается; а потому по его делам суду не причастен.
— Непричастны?
— Непричастен.
— Очень хорошо-с; а знаете ли вы, что он умер?
— Умер?
— А! что, побледнел!
— Никак нет-с; что ж, не я в этом виноват…
— Точно не виноват?
— Ей-ей!
— Ну, а он оставил духовную, которая представлена в суд; так теперь извольте с ней разделываться!
— Да за что ж я буду разделываться, Василий Петрович? Если б я был прикосновенен к какому-нибудь делу…
— Да по духовной он вас сделал прикосновенным.
— Ей-богу, грех батюшке за то, что он делает сына своего несчастным!
Федор Петрович такую сделал горестную мину, что полковой адъютант не в состоянии уже был удержаться от хохоту.
— Смейтесь, Василий Петрович; если бы вам случилось так… посмотрел бы я!
— Нет, брат, со мной этого не случится!
— Бог знает!
— Мой отец умер и ничего мне не оставил.
— Счастье ваше!
— Сделай одолжение, возьми это счастье в карман, а мне уступи несчастье, которое навязывает тебе на шею отец. Хочешь?
— Говорить-то легко!
— Клянусь, давай только доверенность, что предоставляешь мне получить по духовной все наследие и распоряжаться им как угодно.
— Какое же наследие, Василий Петрович?
— Какое бы ни было; не твое дело; ты оставайся служить, а я выхожу в отставку.
— Так батюшка наследие мне оставил?
— Это уж не твое дело, ты служи себе, а я поеду.
— Как можно, Василий Петрович; батюшка оставил мне наследие, а вы поедете.
— А не сам ли ты отрекся от отца?