… Увидя на страницах английских газет намеки на возможную женитьбу этих двух молодых людей, граф Владимир Ламздорф[19] обратился за разъяснением на сей счет к Александру III. «Я и не помышляю об этом!» – ответил тот. Но Ламздорф не так-то просто поддавался убеждениям. С его точки зрения, этот флирт кровных царевичей заслуживал внимания. Устремив свой строгий взор на молодую пару, он делает в своем дневнике следующую запись: «Принцесса вроде своей сестры (Елизаветы), но не столь красива. Она покрыта красными пятнами до самых бровей. Походка ее не особенно грациозна. Но выражение лица у нее умное, а улыбка приветлива. Она… постоянно говорит по-английски, в основном с сестрой». Что же касается Николая, то Ламздорф находит его все менее и менее значительным в роли воздыхателя-простофили: «Он не вырос и танцует без задора. Это – довольно приятный маленький офицерик, которому идет парадный наряд гвардейских офицеров – белый мундир, опушенный мехом. Но у него такой посредственный вид, что его едва ли можно выделить в толпе. Лицо его маловыразительно, держится просто, но его манерам недостает изысканности».[20]
Александр III, а в еще большей степени императрица Мария Федоровна бросали на юную Аликс косые взгляды из-под маски учтивости. Ни царь-отец, ни царица-мать не испытывали ни малейшего желания вводить в семью новую германскую принцессу. Когда летом 1890 года Николай испросил у матери дозволения съездить в имение Ильинское под Москвой, где Аликс гостила в то время у своей сестры Елизаветы (она же Элла), жены великого князя Сергея Александровича, то получил категорический отказ – пусть выкинет из головы саму мысль об этом абсурдном союзе! Для его бракосочетания строятся другие планы, в данное время царственные родители подумывают о женитьбе сына на француженке. Ну и что же, что строй во Франции республиканский? Для скрепления французско-русского союза можно бы сочетать законным браком Николая с принцессой Еленой Орлеанской, дочерью графа Парижского! Получив такой афронт, Николай делает в своем дневнике грустную запись, датируемую 29 января 1892 года: «Сегодня утром в разговоре Мамá делала мне намеки насчет Елены Орлеанской… Я на перепутье – сам я хотел бы идти в одну сторону, но Мамá открыто настаивает, чтобы я шел в другую! Что из этого выйдет?»
Огорченная недомолвками со стороны российского императорского дома, Аликс тем не менее не желает признавать себя побежденной. Выказывая свое расположение к России, она покупает на ярмарке кукол, выточенных из березы – дерева-символа родины Ники. Возвратившись в Англию, она настаивает на том, чтобы ее обучали русскому языку и пускается в длинные теологические дискуссии со священником при русском посольстве. Устав от долгой неопределенности, королева Виктория пишет письмо другой своей внучке – великой княгине Елизавете, – в котором прямо ставится вопрос: не привлекла ли Аликс внимания кого-либо из членов российского царствующего дома? В этом случае она не станет подвергать Аликс конфирмации по англиканским канонам, а напротив, будет готовить ее к обращению в православную веру. Повинуясь предписаниям двора, Елизавета оставила письмо без ответа. В одно мгновенье Аликс поняла, что она решительно не в фаворе в Санкт-Петербурге, и встала на дыбы – любой другой союз казался ей недостойным! Затворившись в гордом одиночестве, она отвергла предложение некоего таинственного немецкого принца, стала искать утешения в благочестивых книгах, согласилась на конфирмацию по англиканскому обряду и заявила, что скорее останется старой девой, чем примет протестантизм.
