— О;.. - только и смог выдохнуть он, схватившись наконец за ушибленное место. — О…
— Правильно! — отмерла и мамаша Пуатье. — Я не позволю, чтобы какой-то голозадый проходимец испортил моей дочери будущее! Никто не встанет между ней и Его Величеством! Не позволю!
С этими словами отважная женщина схватила супницу и одела ее графу де Полиньяку наголову.
— У-й-е-о! — раздался протяжный вопль.
Максимилиан попытался стащить предмет сервиза с головы, но тот застрял намертво! Граф тянул супницу изо всех сил, рискуя остаться без ушей и изрыгал самые грязные и страшные ругательства, какие только существовали в 1746 году. Положение сильно осложнялось тем, что фасолевый суп был еще слишком горяч.
— Боже, что здесь происходит?! — в столовую вбежал герцог Шуазель и замер на пороге, глядя на неизвестного субъекта, расшвыривающего ногами стулья и грозящегося умертвить «старую шлюху Пуатье».
Ариадна Парисовна тяжело поднялась со своего места, подошла к камину и взяла кочергу.
— Что вы собираетесь делать, госпожа Гурдан?! — герцог отпрянул назад и закусил ногти правой руки.
Потомственная ведьма замахнулась кочергой, на манер битчера в американском футболе, и выждав момент, когда мечущийся из стороны граф де Полиньяк окажется достаточно близко, грохнула по фарфоровой емкости.
— Фы-ы-ы! — Максимилиан издал нечленораздельный рев и стер с лица горячую коричневую жижу, затем вытянул вперед руки и бросился на мамашу Пуатье, явно намереваясь ее придушить.
— Стоять! — резко выкрикнула Ариадна Парисовна и поймала разъяренного графа кочергой за пояс.
Тот обернулся, все еще держа руки вытянутыми и скрюченными, теперь кочерга упиралась ему в живот.
— Вы плохо выглядите, молодой человек, — сурово покачала головой госпожа Эйфор-Коровина. — Вам нужно умыться и переодеться, а то вы похожи на свинопаса!
— Граф, — герцог Шуазель нахмурился и заложил руки за спину, позвольте узнать цель вашего визита? Вам не кажется, что вы перешли все границы! Являетесь в мой дом, ломаете и пачкаете мою мебель! Пугаете моих гостей!
— Он домогался моей дочери, ваша милость! — вскочила мамаша Пуатье и скорчила слезливую физиономию. — Он сказал ей такое… такое…
— Это правда?! — герцог вспыхнул как сухой порох. — Максимилиан де Полиньяк!
Немедленно покиньте этот дом! И чтобы ваша нога больше никогда не переступала его порог!
Ноздри графа дрожали, но он сдержался, галантно поклонился Вере Николаевны, которая выпучила глаза так, что казалось, будто они сию минуту вылезут из орбит.
