Служители переставили столики, освободив середину зала. Часть гостей не вернулась.
"Остаться!" - крикнуло желание в одиноком пришельце. Он знал заранее, какая предстоит ему ночь, если он сейчас удалится. Такая же, как прошлая, а то и похуже. Мало сна, скверные сны, безнадежность и самоистязание, вдобавок вопль чувственности, мысль о цепочке зеленых камней на белой и жемчужной женской груди. Может быть, он скоро уже, скоро уже дойдет до точки, когда жизнь станет невыносима. А он ведь привязан к жизни, как ни странно. Привязан ли в самом деле? Да разве иначе был бы он здесь? Разве ушел бы он от жены, сжег бы за собой корабли, заварил бы всю эту кашу, подрубил бы сук, на котором сидел, разве махнул бы на этот юг, если бы не был привязан к жизни, если бы в нем не было желаний и будущего? Разве он не почувствовал этого сегодня, ясно и великолепно, за хорошим вином, перед запертыми воротами парка, на скамейке на набережной?
Он остался и нашел место за столиком рядом с тем, где сидели певец и желтая. Там собрались шесть-семь человек, явно своих здесь, составлявших как бы часть этого увеселительного предприятия. Он то и дело на них поглядывал, между ними и завсегдатаями этого сада были фамильярные отношения, оркестранты тоже знали их и время от времени подходили к их столику или громко шутили с ними, да и те обращались к официантам на "ты" и по имени. Говорили наперебой по-немецки, по-итальянски и по-французски.
Клейн наблюдал за желтой. Она оставалась строгой и холодной, он еще ни разу не видел ее улыбающейся, ее спокойное лицо казалось неспособным меняться. Он видел, что за своим столиком она что-то значила, в том, как держались с нею мужчины и девушки, чувствовалось товарищеское уважение к ней. Он услыхал и ее имя: Терезина. Он задумался, красива ли она, нравится ли она ему, в сущности. Он не мог это определить. Красивы были несомненно ее фигура и ее походка, даже необыкновенно красивы, ее манера сидеть и движения ее очень ухоженных рук. Но в ее лице, в ее взгляде его занимали и раздражали тихая холодность, уверенность и спокойствие, неподвижность чуть ли не маски. Она выглядела как человек со своим собственным раем и своим собственным адом, которых с ним никто не разделит. И в этой душе, казавшейся довольно-таки жесткой и неприступной, возможно, гордой, даже злой, - в этой душе тоже наверняка горели желание и страсть. Какие чувства она ищет и любит, от каких бежит? В чем ее слабости, ее страхи, ее тайны? Как выглядит она, когда смеется, когда спит, когда плачет, когда целует?
