«Очень свежи. Пишите толково…»
А в печать не взяли ни строки.
«Вы — талант, Вы — настоящий гений!
А, вернее, сможете им стать,
Если темы для стихотворений
Будете изящней подбирать.
Ну зачем, скажите мне, зачем
Вы все норовите про худое?
Разве нет у нас других тем,
Принесите что-нибудь другое.»
Я стоял, как лошадь у корыта,
Понукаем плетью пышных слов,
Форточка была полуоткрыта —
Он на жизнь смотрел через нее.
Где-то там невидимы ходили
Сотни, неопознанных как я,
Также разбивали лбы другие,
Вдавливая зубы в удила.
А потом на ты и полушепотом
Убеждал редактор заговорщицки,
Ввинчиваясь в мозг мой штопором:
Никчему, мол, эти разговорчики!
А потом с улыбочкой, потупясь,
Говорил, пушинку с плеч сдувая:
«Ну, давай, пиши, только получше!
Знаешь сам — политика какая…»
Я запомнил типа эту тупость,
Бдея кабинетчика слова:
«Ты смотри на подлость и преступность
Как на нетипичночть бытия.»
Должен я идти иной походкой
Мимо сплетен, горя и реклам,
Ничего, что слева пахнет водкой!
Ничего, что справа в морду дам!
Что стоят мальчишки, выпивая,
Так, что аж захватывает дых,
И потом дерутся, избивая
Незнакомых и родных.
«Что ж такого — если кто-то плачет,
Если кто-то бритву обнажил…
Это ничего собой не значит,
Се ля ви!» — мне тип тот говорил.
Я иду небрежною походкой
Мимо дряни, вони и обид.
Ничего, что от подружки пахнет водкой!
Ничего, что совесть говорит…
