— Ну, а по-моему, нам будет холодно, — сказала Хильда. Казалось, она принципиально решила сразу поставить золовку на место.
— Солнышко вышло, сейчас все просохнет, — продолжала Милли беспечно. Хотите пока погулять в саду? Кирпичная дорожка совсем сухая.
— Как поживает камелия? — спросил Кристофер.
— Ой, расцвела, это просто чудо! Вы идите с Хильдой в теплицу, посмотрите камелию, а Эндрю поможет мне приготовить все к чаю.
Кристофер увел Хильду. Из-за изгороди еще некоторое время слышался ее протестующий голос, потом все стихло.
— Красивая пара, правда? — сказала Милли, глядя им вслед. Потом рассмеялась. — Ну, а теперь, юный Эндрю, садись сюда и дай мне на тебя посмотреть.
Она подвела его к деревянной скамейке, и они сели. Длинные перевитые побеги розмарина мели каменные плиты у их ног. Скамья была совсем мокрая. Эндрю сразу это почувствовал. А светло-серое шелковое платье — хоть бы что.
С минуту Милли разглядывала его, и он, чуть досадуя, чуть посмеиваясь про себя, отвечал ей тем же. Пожалуй, она была не так хороша, как показалось ему с первого взгляда. Кожа у нее была не очень чистая, рот великоват. Большие темно-карие глаза часто щурились — может быть, от близорукости. Рыжеватые волосы, подернутые, словно бронза патиной, еле заметной сединой, были уложены в сложную прическу. Из-под нее храбро белели маленькие уши, украшенные бирюзовыми сережками. Лицо, только что очень веселое, теперь было очень серьезное. Оно гипнотизировало Эндрю, и, только просидев полминуты молча, глядя ей в глаза, он сообразил, сколь необычайно такое времяпрепровождение.
— Да, — сказала она. — Похож. Раньше я этого не видела.
— На кого?
— На отца. Сейчас ты стал очень на него похож.
— Я рад… — начал было Эндрю и беспомощно осекся. Теперь ее пристальный взгляд смущал его. Он отвернулся.
— Интересно, помнишь ты один пикник на мысе Хоут… впрочем, нет, ты же был тогда совсем крошка. Расскажи мне о себе. Ты, значит, побывал во Франции, но недолго, заболел воспалением легких и до сих пор еще в отпуске по болезни?
Такая осведомленность удивила Эндрю и польстила ему.
— Да, к сожалению, я еще почти не видел войны.
— Не горюй, — сказала Милли. — Этой войны хватит надолго. Еще успеешь проявить беззаветную храбрость на каком-нибудь поле сражения.
— Надеюсь.
— Ну и глупо, что надеешься. По-моему, нужно быть пацифистом. Я уверена, что сейчас все могли бы заключить мир, если бы захотели. А вот поди ж ты, старики не хотят по злобе, молодые — по глупости… давно пора дать право голоса женщинам. Ты политикой интересуешься?
