Голос, показавшийся ему знакомым, произнес:
— Так говори же, барин, говори дальше.
— Что еще вам сказать? — прошептал он. — Я сказал все. Все было кончено. Я приехал с Эльзой в Бухарест. Мы были бедны. Я начал давать уроки музыки…
Он приподнял голову с подушки и встретился глазами со старухой. Она сидела за столиком с джезвой в руках, намереваясь разлить кофе.
— Нет, спасибо, больше не хочу! — Он протестующе поднял руку. — Я уже много выпил. Боюсь, что не усну ночью.
Старуха наполнила свою чашку и поставила джезву на углу столика.
— Говори дальше, — упорствовала она. — Что ты потом делал? Что же случилось?
Гаврилеску долго молчал, в задумчивости обмахиваясь шляпой.
— Потом мы начали играть в прятки, — сказал он вдруг изменившимся, посуровевшим голосом. — Конечно, они не знали, с кем имеют дело. Я человек серьезный, артист, учитель музыки. Меня интересует все новое, неизвестное. Я сказал себе: 'Гаврилеску, вот тебе возможность расширить свои познания'. Я не понимал, что речь идет о наивных детских играх.
Но представьте, я вдруг оказался голым и услышал голоса, я был один, как в тот момент, когда… Понимаете, что я хочу сказать…
Старуха покачала головой и продолжала не спеша потягивать кофе.
— Шляпы твоей мы обыскались, — произнесла она. — Всю хижину девочки перевернули, пока не нашли.
— Да, признаю, это была моя вина, — продолжал Гаврилеску. — Я не знал, что, если не отгадаю на свету, придется разыскивать их, ловить, отгадывать в темноте. Мне никто ничего не сказал. И повторяю: когда я увидел, что на мне ничего нет, и почувствовал, что портьера пеленает меня, как саван, честное слово, она была точно саван…
— Ох и намучились же мы, пока тебя одели, — сказала старуха. — Ни за что ты не хотел одеваться…
— Я говорю вам: эта портьера была точно саван, она запеленала меня, я был спеленут, она стянула меня так, что я не мог дышать. А как было жарко! воскликнул он, энергично обмахиваясь шляпой. — Удивительно, что я не задохнулся!..
— Да, было очень жарко, — сказала старуха.
В этот момент издалека донеслось звяканье трамвая. Гаврилеску поднес руку ко лбу.
— Ах! — воскликнул он и с трудом поднялся с софы. — Я заговорился, то да се, ну и совсем забыл, что мне надо на улицу Поповн. Представьте, я оставил там портфель с партитурами. Как раз сегодня возвращаюсь и говорю себе: 'Держись, Гаврилеску, уж не стал ли ты… Да, в этом роде я что-то говорил, только как следует не помню…
Он сделал несколько шагов к двери, но вернулся, помахал шляпой и произнес с легким поклоном:
