Филигранные, кипенно–белые создания с колкой, холодной душой. Они кружатся уже минуту… две… или больше…
Наконец я разжимаю пальцы и не глядя нашариваю пряжку, выпутываясь из ремней. Медленно опускаюсь на колени, прикладываю руку к полу — вибрации нет. И скольжу на четвереньках по вставшему дыбом полу к самой корме — там остался грузовой люк. Кнопки завалены сорвавшимся с креплений контейнером — я отпихиваю его плечом, разрывая куртку. Блокирую автоматику и на два пальца открываю дверь вручную, с натугой оттягивая скобу.
В щель врывается холодный воздух и снежная пыль. Я приникаю к ней лицом и выглядываю наружу.
Снег.
Снег, снег, снег без конца и края.
Под нами нет пропасти, и я рывком открываю дверь во всю ширину. Контейнеры скользят по полу и неуклюже вываливаются в сугробы, утонув в них почти наполовину. Я спрыгиваю следом, приземляясь на крышку самого высокого. Оглядываюсь.
Корма корабля почти касается земли. Нос сплющен и лежит на плоской каменной ступени десятью метрами выше.
И каменный клык, вырастающий из середины этой диагонали, роняющий снежинки высоко над моей головой.
Дайр не упадет, не взорвется и не полетит дальше. Это единственное, что стоило знать.
Я запрыгиваю обратно, внутрь, и взбираюсь наверх, цепляясь за кресла.
В пилотский отсек я боюсь входить. Боюсь из–за того, что могу там увидеть. Но… иду.
Стеклопластик из–за густой сетки трещин стал непрозрачным, но цел. Пол выгнут дугой, углы кабины смяты, но вот он, Тайл — дрожащей рукой опирается на консоль, над которой криво нависло кресло. У него разбиты пальцы, пережало ноги вздыбленным креслом и мешанина порезов на лбу, но цел.
Коэни… вот уж за кого не стоило волноваться — он слабо улыбается мне и что–то шепчет, прижимая к себе змеиное тело в белой шерсти. Ярко сверкают где–то у его плеча пронзительные желтые глаза, часто трепещет тонкий раздвоенный язычок.
Соскальзываю вниз, в грузовой отсек, и Коэни идет за мной, оставляя скальника на сиденье.
У самой стены, пристегнутый к разломанному, вырванному с болтами из пола кресле, лежит Маэст. Без сознания, но в «чешуе». Я мельком смотрю на ауру — живой. Коэни опустился рядом и начал поводить руками у него над головой.
Кто–то трогает меня сзади за плечо. За спиной стоит Ремо, держась за спинку кресла, и что–то говорит. Не понимаю — уши будто заложило.
Я отстраняю его и опускаюсь возле скалы на четвереньки. Заглядываю под кресла.
Зима лежит там — странно изломанная, почти кукольная фигурка. Одна рука зацепилась рукавом за сиденье и безвольно висит в воздухе, под запрокинутой головой растекается красное пятно.
