Иван Тургенев | страница 57



Чтобы определить философию этого трагического отрицателя, Тургенев ввел слово «нигилизм». «Нигилист – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип…» «Да, – ответил дядя. – Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве; а теперь позвони-ка, пожалуйста, мне пора пить мой какао».

Нигилист Базаров намерен приложить к политике строгие научные методы. Он заявляет, что устал от реформаторских дискуссий отцов. Он пытается упрекать старших в том, что они теряют время на слова, проповедует искусство ради искусства, парламентаризм, дружеское согласие вместо того, чтобы думать о хлебе насущном. Он представляет себя реалистом рядом с вялым поколением мечтателей. Что касается отцов, то рядом с этими одержимыми деятелями они робко возражают против того, что их называют бесполезными и надоедливыми демагогами. «Наша песенка спета», – вздыхают они. Тем не менее сознают, что и они когда-то увлеченно боролись за идеалы справедливости. Они не отрицают своего былого преклонения перед искусством, перед поэзией. Они пытаются несмело передать свои вкусы вновь пришедшим. Однако те отрицают любую литературу, если она недейственна, неангажированна, небоеспособна. Только прямая политика имеет для них цену. Они даже не отрицают идеи использования насилия ради осуществления своих намерений.

Изобретая Базарова, Тургенев осуществил сложную задачу, создав типичного представителя эпохи и наделив его человеческими очертаниями. Благодаря таланту автора этот доктринер получился существом из плоти и крови. В сознании читателя, закрывшего книгу, надолго оставался образ, наваждение, нечто тяжелое и незабываемое: спутник на всю жизнь. Другие персонажи были написаны так же страстно. «Отцами и детьми» Тургенев значительно превзошел все свои предыдущие удачи и достиг в анализе характеров, описаниях природы, социальной среды такого совершенства, которое поставило его во главе писателей своего времени.

Книга потрясла общественное мнение. Однако читатели и критики, захваченные сюжетом, не заметили художественного достоинства произведения, заинтересовавшись только его политическим содержанием. Между тем Тургенев с нежностью относился к своему герою-бунтарю. Он сдерживал слезы, описывая его смерть. «За исключением воззрений Базарова на художества, – я разделяю почти все его убеждения», – скажет писатель несколько лет спустя. (И.С. Тургенев. «По поводу „Отцов и детей“».) Для всех консерваторов этот герой служил осуждению заблуждений русской молодежи. Они поздравляли автора со смелостью, которая позволила ему изобличить опасности свободомыслия. Напротив, левая пресса во главе с «Современником» была беспощадна. Некто Антонович упрекал в этом журнале Тургенева в «отжившем эстетизме», карикатурном изображении прогрессивной доктрины, в презрении к делу женской эмансипации и в бесстыдном использовании некоторых статей Добролюбова для насыщения содержанием речи Базарова. Молодые увидели в авторе «Отцов и детей» приспешника жесткой реакции, человека прошлого, держащегося за свои привилегии и неспособного понять дух независимости, который не так давно родился в России. Они отворачивались от него, они поносили его на своих собраниях, они сжигали его фотографии. «Я замечал холодность, доходившую до негодования, во многих мне близких и симпатических людях; я получал поздравления, чуть не лобызания, от людей противного мне лагеря, от врагов. Меня это конфузило… огорчало; но совесть не упрекала меня: я хорошо знал, что я честно, и не только без предубежденья, но даже с сочувствием отнесся к выведенному мною типу». (И.С. Тургенев. «По поводу „Отцов и детей“».)