– Так и есть, – перебил дон Ригоберто и прильнул поцелуем к губам жены. – Ты с каждым днем, с каждой минутой становишься все краше.
– Ни одного двусмысленного словечка, ни одного рискованного намека, – добавила женщина. – Он так меня благодарил, что я почувствовала себя чуть ли не добрым самаритянином из Библии.
– Ты знаешь, о чем он думал, пока любезничал с тобой?
– О чем? – Ступня доньи Лукреции скользнула Ригоберто между ног.
– Увидит ли он тебя голой в тот же вечер, в «Плазе», или придется дожидаться первой ночи в Париже, – объяснил дон Ригоберто.
– Он не увидел меня голой ни в тот же вечер, ни первой ночью в Париже. Только если подглядывал в замочную скважину, пока я принимала душ и одевалась в оперу. Мы и вправду жили в разных комнатах. Моя была с видом на Центральный парк.
– Но он, конечно, тискал твою руку во время спектакля или в ресторане, – жалобно проговорил разочарованный дон Ригоберто. – «У Режины» он осмелел от шампанского и чмокнул тебя в щечку, когда вы танцевали. Сначала в щечку, а потом в шейку или в ушко.
Ничего подобного. В тот вечер Модесто так и не отважился ни поцеловать ее, ни взять за руку, только расточал любезности, держась на приличном расстоянии. Он был очень мил, остроумно шутил над собственной робостью («Стыдно признаться, Лукре, но за шесть лет брака я ни разу не изменял жене»), признался, что никогда прежде не слушал оперу и не бывал в таких местах, как «У Режины» или в «Ле Сирк».
– Кажется, здесь принято долго обнюхивать вино в бокале и заказывать блюда с французскими названиями.
И посмотрел глазами печальной собаки.
– Сказать по правде, Модесто, меня привело сюда тщеславие. И любопытство, конечно. Возможно ли, что спустя десять лет, не видя меня и ничего обо мне не зная, ты продолжал меня любить?
– Любить – не совсем точное слово, – возразил Модесто. – Я люблю свою американку, Дороти, она меня понимает и позволяет петь в постели.
– Его отношение к тебе гораздо сложнее, – пояснил дон Ригоберто. – Ты – его воспоминание, мечта, фантазия. Хотел бы я любить тебя так, как он. Постой.
Он бережно поднял край легкой рубашки и, развернув жену поудобнее, устроился сверху, так, чтобы их тела полностью соприкасались. Укрощая желание, он попросил жену продолжать рассказ.
– Когда меня стало клонить ко сну, мы вернулись в отель. Модесто простился со мной на пороге. Пожелал сладких снов. Он вел себя как настоящий рыцарь, и наутро я решилась немного пофлиртовать.
