Чертова дюжина | страница 21
- Никаких шансов. Странно, что ты еще ползаешь, - я навела на него объектив. Словно в подтверждение моих слов, Миша завалился на бок и задергал ногами.
От яда бледной поганки не существует противоядия. По крайней мере, в такой глуши. Смерть, которую этот яд вызывает, по праву считается самой ужасной. То, что до сих пор происходило - только цветочки. После онемения языка и лица, которые сопровождаются диким жжением в желудке, приходят жуткие судороги. Настолько сильные, что отчетливо слышен треск костей. Отнимаются ноги, потом паралич поднимается выше. Отнимается спина, руки, шея... Наконец, человек больше не чувствует своего тела, ощущая лишь непереносимую боль внутри. Некоторое время он еще жив и даже все понимает, пока его не покидают слух и зрение. И лишь тогда приходит долгожданная смерть.
Впрочем, Гале повезло. Она лежала на спине, выгибаясь дугой от набегавших судорог, и захлебывалась содержимым желудка. Ее платье задралось наверх, полностью обнажив дергающиеся загорелые ноги.
Засняв Галину агонию, перевела камеру на свернувшегося в калачик Андрея. Юношу сильно колотило. На секунду он выхватил меня расширенными красными глазами и что-то промычал.
- Зачем?.. – только и смогла разобрать я.
Я промолчала. Во-первых, мои объяснения ему больше ни к чему. Во-вторых, я бы просто не успела рассказать про свою коллекцию видеофильмов. Да и не хватило бы слов описать тот ни с чем не сравнимый кайф, когда я садилась вечером перед телевизором и включала не очень засмотренную кассету со своими съемками.
Сцена на поляне приближалась к кульминации. Из подмышек у меня побежали струйки пота, и я поняла, что возбуждаюсь. Руки начали мелко подрагивать, грудь напряглась, а соски, казалось, решили проткнуть футболку насквозь. Сконцентрировавшись, я засняла агонию Ванечки и Наташки, облизала ладонь и, засунув руку под футболку, круговыми движениями начала ласкать соски.
Раньше меня захватывал сам момент человеческой смерти. Было приятно, что именно я так распорядилась чужими жизнями. Но, главное, заглядывая в глаза умирающему, я словно прикасалась к какой-то позабытой нами древней тайне. Иногда казалось, что сквозь предсмертную дымку, окутывавшую их глаза, мне наконец-то удастся увидеть существо, забирающее у них жизнь. Смерть – мужского рода. Я смотрела и почти видела неведомого, всемогущего хозяина, который забирал души и сотрясал их тела в агонии.
Я почти влюбилась в Хозяина Смерти. На его фоне все знакомые мужчины казались слабыми и незначительными. И недостойными меня. Естественно, я понимала, что все это по большей части мои фантазии, но ничего поделать с собой не могла.
