Милбери удалился.
Калинов вложил текст обращения к прокурору в тейлор и, сверившись со справочником, набрал серию спецкодов. Подумав несколько мгновений, добавил индекс сверхсрочности и дал команду на передачу.
Теперь надо было ждать, пока провернутся бюрократические шестеренки прокурорской службы. В этом плане он был уже над ситуацией не властен и решил до визита к Формену побороться с голодной смертью.
Обедать в кабинете не хотелось. Идти в местный буфет — тем более. Там вечный гам и давно надоевшие плоские шутки сотрудников Социологической комиссии. Захотелось отправиться в ресторан, поесть неторопливо, со вкусом. А заодно еще раз обдумать ситуацию.
На Московском, в десяти минутах ходьбы, был хороший ресторан. Калинов предупредил Милбери, надел на левую руку вибрас и переключил тейлор в режим секретаря.
На улице сегодня было жарко. Метеорологическая комиссия, руководствуясь ей одной известными глобальными соображениями, в этом году долго не давала петербургской осени по-настоящему вступить в свои права. Калинов шагал, с вожделением обозревая симпатичные фигурки женщин. Мысли его перекинулись к Алле и Зяблику.
Странное дело, подумал он, что-то непонятное угрожает моему старому приятелю, а я даже и не дергаюсь. Отношусь к этому как к обычной рутине. Похоже, на меня вновь легли цепи бюрократа. Закончу дело, и в отпуск стряхнуть с себя унылый прах государственной машины… Да, как ни крути, а чиновник, сколь бы прекрасным человеком он ни был, со временем костенеет душой, запутываясь в веригах административных структур…
Он саркастически усмехнулся, по достоинству оценив псевдопоэтическую окраску последней мысли.
Спину кольнул чей-то взгляд. Калинов расслабился, замедлил шаг. Сел на скамейку в скверике у Московских ворот, снял ботинок и, вытряхивая воображаемый песок, огляделся. Все было спокойно. Но на всякий случай он покрутил пуговицу на рубашке, зафиксировав всех, кто шел следом, и отправился дальше.
В ресторане он уселся за свободный столик, сделал официанту заказ. Когда принесли холодное мясо, торопливо взял вилку и нож: есть хотелось уже невыносимо. И тут к нему подошел лощеный метрдотель.
— Простите, сударь. Вы не будете против, если я посажу за ваш столик даму? — Он лихо подмигнул Калинову. — Дама очень симпатичная!
Калинов слегка поморщился — кажется, подумать не удастся, — но, скрепив сердце, согласно кивнул: женщины не должны ждать.
Дама в самом деле оказалась симпатичной, брюнетка лет двадцати пяти со свисающей на глаза челкой. На ней было сильно открытое по летней моде платье из кумача, подчеркивающее форму и цвет прически, в руках черная сумочка. Метрдотель усадил даму напротив Калинова. Она положила сумочку на свободный стул, сделала заказ. Голосок оказался неожиданно звонким, почти девчоночьим. Когда официант ушел, дама повернулась к Калинову, одарила его вызывающе-убийственным взглядом карих глаз и представилась:
