О кино и вовсе говорить не приходится. У Андрея сложилось такое впечатление, что все фильмы, и американские, и последние наши, только и создаются затем, чтоб показать, как люди убивают друг друга, как научились убивать. В один из выходных Андрей не поленился и подсчитал, сколько же на экране гибнет людей за день, и поначалу даже не поверил сам себе – несколько сот человек – полностью укомплектованный полк. Причем это всего лишь на трех каналах, которые брал его допотопный телевизор, а если посчитать на всех, то будет никак не меньше дивизии. Герои, правда, гибли редко (а если и гибли, то уж поистине героически, показно, вышибая малодушную слезу у зрителей), в основном же умирали люди безымянные, охранники с той и другой стороны, боевики, полицейские и бессчетно солдаты. Они горели в огне, тонули в речках и морях, гибли во время взрывов и пожаров, буднично падали мертвыми в перестрелках и погонях. Об их смерти и гибели не стоило даже задумываться (тем более жалеть их), как будто у этих людей не было ни матерей, ни отцов, ни любящих жен и невест, как будто они родились бездушными роботами, главное предназначение которых в жизни – безжалостно убивать и так же безжалостно быть убитыми.
Окончательно доломала Андрея и подтолкнула к бегству история на работе, в тарном их безвестном цеху. Стучали они, стучали молотками, гнали, словно в бездонную прорву, ящики, которые оптом и в розницу забирали торговцы фруктами, в основном из южных сопредельных теперь стран, да немного ликеро-водочные повсеместно плодящиеся заводы, – и вдруг прошел слух, что цех закрывается. Его выкупает у мебельной фабрики базарный магнат Савельев, чтобы превратить еще в один рынок, в ярмарку. Само собой разумеется, что рабочих с их низкой и даже нижайшей квалификацией просто выбрасывали на улицу. Андрей и подобные ему военные пенсионеры пережить этот разгром и разгон еще кое-как могли. Все-таки у каждого была хоть и не больно хлебная, но пенсия. По-человечески жить на нее, конечно, нельзя, но существовать можно, А вот что делать мужикам, у которых тарная их, гвоздобойная работа единственное средство пропитания и прокормления семьи?! Они и начали бунтовать, сопротивляться, устраивать всякие митинги, сходки, добиваться правды у начальства: и своего, фабричного, и городского, приглашали в цех каких-то убого-беспомощных юристов, депутатов. Андрей тоже ходил на все эти митинги, хотя заведомо знал, что ничего у мужиков – бунтарей и протестантов – не получится. Не помогут им ни юристы, ни депутаты. Деньги-то у Савельева, а не у них. Нынче же главная сила – деньги, за ними и правда, и неправда, и жизнь, и смерть. Андрей к тому времени уже хорошо понял подлый этот закон новой гражданской жизни. А вот сослуживцы его, несмотря на то что многие с серьезным образованием и умом, похоже, не поняли или поняли, но по советскому своему воспитанию не хотели смириться.
