Вторичное упоминание сочиненных загадок относится к 1778 г. Эти загадки, достаточно длинные, были признаны самим автором как «довольно замысловатые».[11] Вероятно среди них и была сочинена анализируемая загадка, которая вместе с другими помещена в рукописном сборнике Болотова конца 1770-х гг.
В том что Болотов, считавший себя по-европейски культурным и просвещенным человеком, обратился к жанру загадки нет ничего удивительного. Культура Просвещения в некотором смысле реанимировала этот жанр, внеся в него необходимые коррективы. Загадка, как обучающий жанр, была признана «полезной» (очень важная категория для данной эпохи) и «неприметно изостряющей ум».[12]
За фольклорной загадкой исследователи традиционно признают ритуальную функцию познания и описания мироустройства: «…загадка есть постижение через сопоставление»;[13] «Загадки в их тематике образуют круг примитивного мироведения».[14] В. Н. Топоров отмечает, что процедура загадывания-отгадывания есть «…подлинное творчество, вновь и вновь организующее мир и, следовательно, причастное к „первому“ творению Космоса и продолжающее его каждый раз, когда мир и коллектив переживают кризисное состояние».[15] Просветительская загадка все дальше уходит от ритуала (поэтому все чаще встречаются прозаические и неритмизованные загадки) и становится вспомогательным подсобным материалом для умственной тренировки и лучшего запоминания некоторых истин, в которые включаются и этические (следует отметить, что загадки сочиняли именно те писатели, которых можно назвать просветителями-практиками: А. Т. Болотов, В. А. Левшин, Н. А. Львов, и даже автор знаменитых «Правил пиитических» священник Аполлос [Байбаков]). Авторы XVIII в. видели свою задачу в том, чтобы сделать загадку воспитывающей нравственно, а заодно и развивающей литературный вкус. Поэтому расширяется сфера загадывания загадок, в которую теперь входит множество абстрактных понятий, таких как «жизнь», «смерть», «душа», «любовь», «дружба» и т. д., чрезвычайно редких для «народной» загадки,[16] а также явлений и предметов связанных с «непроизводственными» областями человеческой деятельности, например, с наукой.[17]
Одним из важнейших изменений в содержании загадки следует признать активное включение оценочной характеристики загадываемого предмета с целью дать каждому познаваемому через загадку явлению место в иерархии этических ценностей. За счет этого, а также за счет внимания к форме (чаще всего все же поэтической), с вторжением «дворянской книжной мудрости» загадка, по справедливому замечанию исследователя, «утрачивает предметность, она становится многопредметной, рассудительной, болтливой».
