Его выслушали молча, не перебивая.
— Да, вот еще что, — строго прибавил Николай. — Ни одна посторонняя душа знать об этом деле не должна. Ясно?
— Убивать будем на месте, — мрачно откликнулся Таран. Грамотные.
Было уже темно, когда Степа Шарунин подошел к своему дому. У ворот на скамейке, как обычно, сидели женщины.
Во дворе к Степе подбежал паренек, который в прошлый раз так неумело ткнул его в бок по приказу Уксуса.
— Пошли. Ждут тебя.
— Я спешу, — хмуро ответил Степа.
Паренек нерешительно посмотрел на него, и Степе вдруг стало страшно.
В глубине двора, около сарая, их поджидали двое. Длинный кадыкастый Уксус, ни слова не говоря, с размаху ударил Степу по лицу.
— За что бьешь?!
— За дело, вошь матросская! — Уксуса всего трясло от ярости. — Опять твоя секция здесь была. Чего вынюхивала? Ну!
— Я почем знаю?..
— А, темнить вздумал? Вешай ему, братва!..
И снова ударил Стену. Но как только замахнулся второй из парней, Уксус неожиданно скомандовал:
— Стоп! Серьезный разговор сейчас будет.
…В ту ночь Степа так и не смог уснуть, полный бессильной злобы и горького презрения к самому себе. Сухими, воспаленными глазами смотрел он, как заползают в комнату бледные клочья рассвета. Плакать он уже больше не мог — слезы кончились.
Рано утром на фасаде нового дома по улице Славы и во дворе, у входа в красный уголок, появились два больших, написанных от руки красной и синей тушью плаката: «Внимание! Сегодня в красном уголке вечер танцев! Играет музыка! Приглашаются все желающие! Начало в 8 ч. веч.».
А за два часа до начала вечера в штабе заводской дружины собралась вся бригада Вехова. Ребята уже успели побывать дома, побриться, переодеться.
Все были в праздничных костюмах, тщательно отглаженных рубашках, с галстуками. Настроение у всех было приподнятое, боевое.
Словно и не было вчерашнего разговора в темноте, после посещения больницы, и ничего не случилось между Николаем и Тараном. Но Николай чувствовал, что все это лишь отошло куда-то на время, притаилось, спряталось перед лицом того важного, трудного и опасного, что ждало их сегодня.
Только Степа Шарунин казался еще молчаливее, чем обычно. На бледном лице его под глазом растекся большой фиолетово-желтый синяк.
— Где это ты раньше времени схлопотал? — изумился Коля Маленький.
— Упал, — хмуро ответил Степа, смотря в сторону.
Таран сокрушенно вздохнул:
— Эх, и падать-то толком не научился. Тоже мне деятель.
В штаб подходили назначенные в этот день на дежурство дружинники. Старик Проскуряков формировал из них пятерки, назначал старших, выдавал красные нарукавные повязки, ставя галочки в списке, затем указывал по висевшей на стене карте маршруты патрулирования.
