— Собака, собака! Глядите, как интересно!
Я увидел здоровенного дога, привязанного к велосипеду, который спокойно бежал за своим хозяином в бесчисленном потоке автомобилей.
Мои товарищи помалкивали, некоторые снисходительно улыбались — они уже не раз бывали в Риме. Когда мы сели в автобус, Скачков негромко сказал:
— Ты потише бы…
Я ничего не мог с собой поделать — все мне нравилось. Дома, люди, улицы, легковые машины, даже крошечный магазинчик, который привлекал к себе внимание тем, что из его окна непрерывно вылетали наружу мыльные цветные пузыри.
Более всего я был доволен тем, что я смогу разговаривать с самими итальянцами. И не только с ними. Я знал, что в Риме будет полно иностранцев, и прихватил с собой три туристских разговорника — английский, французский и итальянский.
Как только нас разместили в одном из коттеджей олимпийской деревни, я, быстро умывшись, сразу отправился в город.
У дверей я столкнулся со Скачковым.
— Куда?
— В Рим!
— Еще успеешь, — сказал он. — Завтра будет экскурсия, осмотришь город вместе со всеми.
Я улыбнулся:
— Нет, до завтра я не вытерплю. А потом, я не люблю с толпой ходить!
— И все-таки я тебе не советую.
— Почему?
— Во-первых, с дороги не мешает отдохнуть. Во-вторых, на тебя начнут коситься. Первый выезд за границу, и сразу такой самостоятельный.
— Кто будет коситься? — спросил я. — Вы?
Скачков досадливо передернул плечами:
— При чем тут я? По мне, ходи где хочешь, лишь бы режим не нарушал. Но есть руководитель всей команды…
— Чепуха! — сказал я. — В вас просто старая закалка говорит!
Скачков понял, что меня не остановить, оглянулся по сторонам, тихо сказал:
— Если так не терпится, езжай. Только я тебя не видел и никуда не отпускал, понял?
— Да.
— И через четыре часа ты должен быть на месте, — строго сказал Скачков, — состоится общее собрание команды.
Олимпийская деревня находилась за городом, в Рим я поехал на автобусе.
Оказалось, что без подготовки с помощью разговорника общаться невозможно. Все куда-то торопятся, а тебе подолгу надо отыскивать то или иное слово. Все мои попытки заговорить или что-либо узнать заканчивались тем, что итальянцы вежливо улыбались мне, с сожалением разводили руками и шли дальше.
— Колизей? — спрашивал я. — Где у вас тут Колизей, синьор?
Мне куда-то показывали и что-то говорили.
Я пытался выяснить:
— Автобус? Какой автобус?
Что-то отвечали.
— Цифра! — Протягивал я блокнот. — Напишите номер!
Одна Миловидная итальянка, с трудом уразумев, о чем я прошу, написала номер.
