Ильин заглянул в кружку Евграфова и налил ему чаю.
– Пей! До сих пор, как вспомню того старшину, так руки чешутся. И днем и во сне. А тут, не дай бог, еще бы и этот оказался.
– Ладно, – сказал Завалишин. – Хватит переживать! Что было – то было! Зато век не забудем, как вшестером с членом Военного совета фронта, с членом Военного совета армии, с начальником политотдела армии, с замполитом дивизии в таком, можно сказать, обществе, среди бела дня, ползем с тобой на пузах в боевое охранение и от страха за начальство только что богу не молимся! Есть что вспомнить!
Но Ильин даже не улыбнулся.
– Не спорю, храбрый, – сердито сказал он про Львова. – Но одной немецкой мины на всех нас тогда вполне бы хватило!
– Дуролом он! – зло отрубил молчавший до этого Евграфов. Его плоское, широкое, казавшееся до этого Синцову таким спокойным лицо налилось кровью от напряжения, с которым он старался сдержать себя. Но не сдержал – вырвалось.
– О ком это ты? – усмехнулся Завалишин.
– О том, о ком надо. Вы эту храбрость тут в первый раз видите, а я ее еще на Тамани видел, когда из-за него по всему проливу бескозырки да пилотки… Видел его там, как он на берегу распоряжался до последнего! А черта мне в его храбрости, когда из всего нашего подразделения только двое живыми на камере выплыли! В одном две пули, в другом – три. Полгода по госпиталям вспоминал его храбрость, пока к вам не попал.
– Никогда не слышал от тебя этого, – сказал Завалишин.
– Услыхал – и забудь.
– И забуду.
Евграфов дохлебал чай и, не сказав больше ни слова, встал.
– Куда? – спросил Ильин.
– Спать пойду. Устал.
Надев шинель и пилотку, Евграфов, не прощаясь, вышел из домика.
– Сколько ему лет? – спросил Синцов у Ильина.
До сих пор воспринимая Евграфова как человека немолодого, он не задумывался, сколько же ему лет.
– Сорок два, – сказал Ильин.
– А откуда он, где до армии был?
– Ты его не спросил, когда комбатом был? – вскинул голову Ильин.
– Нет.
– Ну и я не спросил. Что сам о себе скажет – за то и спасибо. Будем спать ложиться? Сейчас Иван Авдеич со стола уберет, две лавки тебе сдвинем, сенник есть, постель тоже есть…
Ильин потянул к уху трубку неожиданным зуммером затрещавшего телефона.
– Ильин слушает… Здравствуйте, товарищ первый… У меня… Ничего с ним не делаем, спать думаем… Есть!
– Командир дивизии звонит, – сказал Ильин, передавая трубку Синцову. – Говори, тебя просит.
– Синцов слушает.
– Что, уже ночевать расположился? – спросил в трубке голос Артемьева.
