— Похоже, ты сегодня остался голодным? Да и бледный какой-то.
— Просто очень устал.
— Зря все же ты поторопился с устройством на работу. Тяжело тебе будет…
— Ничего, как-нибудь! Можно подумать, тебе легко.
Фарида посмотрела на него признательно. Убрав со стола, она тут же раскрыла швейную машину.
— Что, опять ей не понравилось? — спросил Кафар сердито.
— Да ты что, — весело ответила Фарида, — как раз наоборот. Очень даже понравилось. И, рассчиталась со мной сразу — я прямо тут же купила два кило мяса. Картошки еще купила…
— Ты у нас молодец. — Кафар подошел сзади, погладил ее плечи. Фарида обмякла под его руками, прижалась к нему спиной.
— Я у вас просто какое-то хлебное дерево. Обычно Кафара злили эти разговоры, но сейчас он улыбнулся и охотно согласился с ней:
— Да, честное слово, это так.
— Ну, наконец-то признал. Так и быть, раз уж ты соглашаешься, больше тебя попрекать не буду.
— Знать бы раньше, что дело только в этом, давно бы уже согласился… А это кому? — показал он на разостланную Фаридой ткань. — Тоже ей?
— Нет, новую клиентку нашла. Уж такой жирный кусочек… Знаешь, кто?
Кафар покачал головой.
— Дочь нашего районного прокурора. У нее, у проклятой, такие серьги в ушах — глазам смотреть больно.
— Ну, раз так, то и не смотри!
Фарида пропустила последние слова мимо ушей.
— Если, говорит, понравится — всегда буду у тебя шить. Придется постараться. Не зря я подписалась на журнал мод на второе полугодие. Ведь им, этим проклятым заказчицам, никак не угодишь, вот и приходится журналы смотреть, приноравливаться к их вкусу. Сама как бочка, а платье подавай самое модное. Ты хоть видел такой журнал? — Кафар отрицательно помотал головой. — Эх ты, деревенщина! Где ж тебе было видеть, разве такие вещи в ваших навозных краях водятся…
— Вот заведешь себе журнал — я и посмотрю.
— Ого! Как на работу устроился — так сразу и огрызаться научился. Быстро! Ну, а что же ты не расскажешь, как прошел у тебя первый день?
— Отлично.
…А через две недели он пришел домой в еще более приподнятом настроении. В этот день Кафар принес первую свою зарплату — шестьдесят пять рублей — и положил ее перед Фаридой. Фарида посмотрела краем глаза на деньги, но даже не притронулась к ним. Сказала только:
— Это что же, по-твоему, деньги? Да это же цена одной пары мужских ботинок.
В одно мгновение улетучилась вся радость Кафара, только бередил душу какой-то тоскливо-мутный осадок от всей этой сцены. Словно еще надеясь утешить самого себя, он буркнул:
