Махмуд оглянулся — сзади стояла мать. Он посмотрел на нее вопросительно. Фарида опустила голову и еле слышно спросила сына:
— Ну, так что ты решил? Как, по-твоему, вся эта история должна кончиться?
Махмуд сразу понял, о чем спрашивает мать. И так же тихо ответил ей:
— Я подумал… Я думаю, конечно, было бы хорошо, если бы мы смогли уговорить отца… Жалко их, зачем все обострять…
Чувствовалось, с плеч Фариды словно камень свалился, она одобрительно посмотрела на сына.
— Вот и молодец. Что было, то было, а жизнь идет дальше…
— Поговори с папой, объясни ему все… Что ему стоит изменить показания, верно? Ничего ведь страшного, к счастью, с ним не произошло, верно?
Они продолжали говорить полушепотом, чтобы отец не мог их услышать.
— Я больше всего боялась за его голову… Но теперь-то все в порядке, опасность миновала. А ногу ему профессор лечит очень добросовестно. Очень!
Из спальни послышался вдруг звон бьющегося стекла. Фарида и Махмуд бросились туда и увидели, что Кафар уронил стакан. Он виновато посмотрел на жену. Но Фарида сказала радостно, что все просто замечательно, что посуда, как известно, бьется к счастью.
Вернувшись с работы, Фарида с удивлением обнаружила, что на окне спальни стоит букет гвоздик, а рядом — коробка орехов в шоколаде.
— Кто это принес? — поинтересовалась она.
Чимназ, которая читала в своей комнате, ничего не ответила.
Отозвался Кафар.
— Товарищи с работы приходили.
— Чего это их, интересно, принесло? Ишь ты, на подарок разорились!
— Там еще и деньги должны быть.
— Деньги?
— Да, под коробкой, наверно.
— Что за деньги? — Фарида быстро пересчитала — сто рублей.
— Это премия.
— Что за премия? За какие такие успехи?
— Последний дом раньше срока сдали…
— Да? Ну, а что же ты тогда вместо того, чтобы радоваться, говоришь об этом с какой-то грустью?
Кафар не счет нужным отвечать жене. «Да за то, что мы сдали этот недостроенный дом, нас не премировать надо, а наказывать, — подумал он. — Впрочем, те, кто поселятся в нем, и без того будут нас проклинать, Фарадж! Можешь быть в этом уверен! Значит, ты так ничего и не сделал… Другим, значит, стал, не таким, как когда-то… Неужели и тебя, как других, больше стали волновать липовый авторитет, личное благополучие? Лишь бы, мол, хвалили, пока ты секретарь, а что будет потом — тебя совершенно не волнует… Эх, Фарадж, Фарадж!..»
Раздумье его прервал телефонный звонок. Фарида схватила трубку.
— Алло! — резко прокричала она, но тут же голос ее совершенно изменился. — Я слушаю вас, Гемер-ханум…
