— Училась бы в школе, как я, на одни пятерки, — не удержался от подковырки Махмуд, — так и дрожать бы не надо было!
— Ишь ты! Расхвастался, как отец. Главное, что у нашей Чимназ сейчас пятерка. — Фарида непрерывно обмахивалась газетой. — Слушай, Чимназ, а многие срезались на письменном? — За последние дни, после того, как в институте вывесили списки, Фарида спросила об этом уже раз, наверное, десять.
И каждый раз Чимназ гордо отвечала:
— Очень многие.
— Ну, а многие получили пятерки на последнем экзамене?
— Ну что ты, мама! Они сегодня чуть не всем тройки ставили, и двоек было несколько — так страшно! Передо мной всего две пятерки поставили…
— Хорошо бы, если бы побольше срезалось! Нет, я просто удивляюсь: все лезут туда, на иностранный. Да разве может там учиться столько народа?! А уж перед институтом толпа — как на стадионе каком — и дети, и взрослые… Пойду, позвоню Гемер-ханум, надо же ее поблагодарить, верно? А заодно скажу, чтобы и о последнем экзамене побеспокоились. На последнем нам тоже пятерка нужна, обязательно. Потому что на конкурс нам рассчитывать нечего — у кого-нибудь будет баллов столько же, да плюс еще производственный стаж — вот он и пройдет. Сейчас стали такое внимание на этот стаж обращать! У кого два года — вот они и пройдут, а наша девочка со своим годом в стороне останется. Так что нам обязательно еще одна пятерка нужна!
— Мама, да у меня и так две пятерки и две четверки! Ну и ничего страшного, если я даже четверку на последнем экзамене получу…
— А ты замолчи и не вмешивайся, раз ничего не понимаешь. Береженого бог бережет, поняла? Вот заставят приемную комиссию нужным людям пятерки ставить — и останешься ни с чем. Нет уж, пусть Муршудовы сразу похлопочут, чтобы и ты пятерку получила.
Фарида с трудом поднялась со стула. «Бедные мои, усталые ноженьки», — вздохнула она, пристраиваясь у телефона.
Чимназ прижалась к отцу и лукаво улыбнулась:
— А что ты мне подаришь, когда я принесу студенческий билет?
Кафар обнял ее.
— А что ты хочешь?
— Лайковый плащ.
Кафар от неожиданности чуть не выронил свой костыль.
«Откуда у твоего отца столько денег, — едва не сказала вслух Фарида, — попроси лучше у меня». Но успела подумать также и о том, что надо будет еще как-то объяснять Кафару, откуда у нее столько денег. Душу ведь вымотает со своей честностью.
«Опять этот лайковый плащ! — раздраженно думал Кафар, ходя из угла в угол в своей комнате. — Черт бы побрал и его, и того, кто пустил в моду эту самую лайку!» Он с такой яростью вколачивал костыли в пол, что казалось, они продавят его насквозь.
