Баланчин встал и подошел к окну. По улице неровной походкой шел Марчелло Туесков, его обнимали двое полуживых незнакомцев. Они заплетающимися языками выводили: «Лашата ми контаре… итальяно вера». «Люди радуются, – подумал Баланчин, глядя на них, – живут полнокровной жизнью. А я становлюсь неврастеником из-за какой-то взбалмошной девицы. Нет, она не какая-то, она лучше той, кем хочет показаться на самом деле». И его мысли вновь плавно перетекли на Ольгу Муравьеву.
С рассветом Пелагея проснулась, прислушалась к звукам двойного храпа за стеной, вздохнула. Ох, надо посадить отца на жесткую диету, но он совершенно ничего не понимает в диетах. Нужно, чтобы москвички прочитали ему на эту тему целую лекцию. Судя по их исхудавшим лицам, на диетах они сидели неоднократно. Она услышала, как щелкнула калитка и промычала Марфушка. Это Антон Николаевич пришел ее забирать на выпас. Земляникин! Как здорово, маняще и сладко звучит его фамилия. Влюбиться в него, что ли, глядя на девчонок? Просто так, за компанию, чтобы не отрываться от коллектива. А если он уже в кого-то влюблен? Пелагея о нем ничего толком и не знает.
Оля открыла один глаз и закрыла его снова, оставив маленькую щель, сквозь которую было видно, как тень мужчины сильной рукой открывает окно и кладет на подоконник цветы. Их запах можно было почувствовать и с закрытыми глазами. Розы, лилии… лилии, точно, только они так благоухают на все окрестности. Кто это мог быть? И, главное, кому?! Если Марио живет отныне под кроватью у Феликса Ивановича, то, стало быть, это не он. Земляникин, ведущий Марфушку на опушку? Баланчин, мающийся бессонницей?! Как бы хотелось, чтобы это был Баланчин! Зря, зря она закрыла свой глаз!
Ольга вскочила на диване и посмотрела на окно. Так и есть, она не ошиблась, лилии и розы. Если сейчас заверещит соседка, значит, это Марио или философ ободрали ее палисадник. А если она не заверещит, то это… Баланчин нарвал цветов в своем. Оля с замиранием сердца прислушалась, соседка верещать не собиралась. Она была единственная, кто крепко спал в деревне в эту ночь.
– Марио, – прошептала Анжелка, восхищенно глядя на букет. – Он вырвался на свободу!
– Вряд ли, – больше из вредности, чем из сострадания ответила подруга. – Слышишь, дуэт продолжается. Это мои цветы. – Она встала и прижала букет к груди. – И я догадываюсь от кого, Анжелка!
– Нельзя так серьезно воспринимать курортные романы, – пробурчала подруга и натянула на себя одеяло, скрывшись под ним.
