— Соси!
Настоящее
Грейси выдергивала один за другим бледно-желтые нарциссы, тюльпаны и ирисы из огромной охапки весенних цветов, привезенных ей утром в огромной вазе от Лалика из цветочного магазина по заказу Декстера.
Она расставляла их в маленьких вазочках по всей комнате. В голове ее звучали слова: «Все цветы — проводники солнечного света», и вдруг из коридора до нее донесся голос отца, говорившего кому-то:
— Моя дочь должна иметь все самое лучшее. Вы должны обеспечить ей надлежащий уход и внимание.
Мне можете звонить в любое время дня и ночи. — Его низкий голос становился вес громче и громче по мере того, как он приближался к двери, и Грейси видела сквозь стекло почтительно склоненные головы в белых шапочках. — Я хочу, чтобы на этот раз вы лечили ее подольше, мисс Хэтч, — добавил он, обратившись к старшей медсестре. Это было сказано с такой непреклонностью и нажимом, что по спине Грейси пробежали мурашки. — Доктору Кейну я сам об этом скажу.
Дверь распахнулась, и в палату вошел Декстер.
Грейси поразила на мгновение широкая и добрая улыбка, светившаяся на его лице. У нее даже появилось искушение сбросить панцирь, под которым она пряталась от этого человека, и раствориться, как и все, в том добродушии и приветливости, которые он, казалось, излучал. Но вместо этого она поежилась.
Его обаяние всегда оставляло ее равнодушной. Во всяком случае, после того, как он так обошелся с мамой.
— Здравствуй, моя дорогая, — сказал Декстер безмятежным голосом.
— Здравствуй, папа, — без всякого выражения ответила Грейси.
— Как у тебя дела?
Он даже не поцеловал ее. Он даже к ней не прикоснулся. Да он и не стал ждать ответа на свой вопрос.
— Как хорошо, что Керри с детьми приехала к нам, — сказал он с чувством и заходил из угла в угол. — Я думаю организовать в ее честь несколько приемов.
— Она будет прекрасной хозяйкой вечеров, не так ли? — спросила Грейси. Она внимательно следила за выражением его лица и видела, что, когда он заговорил о Керри, его обычная маска неприступности и непроницаемости исчезла.
— Может быть, пока гостит здесь, она сможет забыть об этом Майкле. Он ужасный человек. Да, она вышла замуж за ужасного человека, — сказал он тоном, полным отвращения. Легкие морщинки на его лице проступили заметнее. Но тут же он заговорил о другом, уже с явным удовольствием:
— Слава Богу, мальчики пошли не в него. Они словно мои собственные дети.
Грейси молча смотрела на него, поражаясь его эгоизму, и с удивлением заметила, что он уже начал жалеть о том, что сказал последние слова. Она подумала, наденет ли он снова свою излюбленную маску — портрет Дориана Грея — еще до ухода.
