- Я сам, Жека, сам открою. Вот, проходи давай.
«Проходи», - это я говорю для порядка, Попрыгун уже попрыгал на кухню, он же у нас с Митькой свой, живёт он у нас, можно сказать. И всё равно я говорю «проходи», потому что это для порядка, и ещё так мне нравится, очень мне нравится себя хозяином чувствовать, я в жизни только вот этот год себя хозяином и чувствую, Митька мне это чувство подарил.
- Чай! Б’удеш-ш? Д’а, Ил’я? - Женька, в общем-то, тоже это спрашивает для порядка, он уже включил чайник, копошится чего-то в холодильнике, а что, ведь он же свой, он же, можно сказать, живет у нас с Митькой…
Я сижу на кухонном стуле, осторожно положив загипсованную руку на стол, и улыбаясь, смотрю на сидящего напротив Прыгуна. А тот не улыбается мне как обычно, и в его глазах… слёзы, что ли? А, чтоб тебя!
- Жека! Я случайно! Понял? Слу-чай-но! Вот ведь… Не-бу-ду-боль-ше! Понял? Эх, ты, По-пры-гун…
А Женька мне ничего не говорит в ответ, только качает головой, и тут же срывается со своего стула, ускакивает в прихожую, и возвращается с моим шлемом.
- А эт-то ка-ак? Вот. Случа’но, д’а? Вот! Н’э б’удеш-ш…
И стучит пальцем по шлему, по левой стороне, а там и нет-то ни шиша, так, лак ободрался, ну и чуть-чуть краска, и тоже, как и на куртке борозды от асфальта, а сама капсула целая совсем. Да. Здорово, классно их делают, и ведь шлемак-то у меня так себе, Польша. Блин, это-то здорово, а только лучше бы кокнул бы я шлем, ну, так, чтобы башка целая осталась, как и получилось, а шлем бы, чтобы… ну, я б тогда бы у Митьки его второй Arai залечил бы…
- Видал, Жека? Чуть-чуть сов-сем! А башка вовсе це-ла-я. Во! - я стучу гипсом себя по голове, Попрыгун перехватывает мою руку, осторожно укладывает её на стол, и тычет в гипс пальцем.
- А эт-то? Рг’ука в’едь, Ил’я. Как Д’има посв’он’ил, ка-ак мама скас’ала… я срасу так исп’уг’ался… та-ак… Ты што? Ты в’едь об’ешал! Д’ургак!
Чайник кипит… Э-хе-хе, Женька, Женька… Я здоровой рукой притягиваю Прыгуна к себе, он несильно сопротивляется, я прижимаю его покрепче, он замирает, я трусь носом об его щёку, он ковыряет пальцем мой гипс, я щекочу губами ему волосы на виске, он дёргает плечом, я дую ему в ухо, он хихикает… Мир.
- Штобы бол’ше ни-ког-да! Понял?!
Слово «понял» Прыгунок произносит так чётко и правильно, что я радостно киваю ему головой, делаю честные глаза, поджимаю губы, чтобы не рассмеяться, снова киваю головой.
- Чайник, Жека, чай-ник-ки-пит.
Я наблюдаю за тем, как ловко Женька заваривает чай, как он режет на разделочном столе сервелат, хлеб, то и дело оглядываясь на меня, - проверяет, тут ли я, - и так мне сейчас уютно и хорошо… Дом. Мой, - наш с Митькой, - дом. И Женька. И оба они меня любят. По-настоящему любят, - хоть и по-разному, но ведь и одинаково. Это так… ну… Любят, - ясно? Не просто хотят меня, - ну, и это тоже, конечно, - но ведь главное, что они хотят меня, потому что любят, это ведь самое главное, да и хотят-то они меня тоже по-разному, и одинаково…
