— А не опасно одним тральщикам? Немцы наверняка прячутся по берегам. Может, послать прикрытие? — осторожно предложил Норкин.
— Я ведь тебе только задачу дал, а дальше — твоё дело, — охотно согласился Семенов.
Карпенко с тревогой прислушивается к спокойным голосам недавних, казалось бы непримиримых врагов: неужели помирятся?
Норкин отдал приказ, и два тральщика и отряд старшего лейтенанта Баташова исчезли в темноте.
После ранения Никишина, по молчаливому согласию командиров других тральщиков, Мараговский стал ведущим. Он правдами и неправдами добивался права участвовать во всех операциях. Вот и сейчас, когда потребовалось выделить два тральщика, он заявил, что нужен лишь один, а на другом пойдет он сам, так как получил на это личное согласие комдива.
— Не верите? — спросил Мараговский у командиров тральщиков. — Проверьте сами.
Конечно, никто, даже Гридин, который шел с катерами, не осмелился обратиться к Норкину с таким вопросом. Катер Мараговского пошел головным.
Мараговский, надвинув на глаза козырек фуражки, как в обыкновенном походе, сидел перед рубкой на надстройке кубрика, изредка бросая короткие указания рулевому Моисееву.
Вот и Паричи. Столбы огня подымаются над горящими домами. Между ними бегают солдаты. Они тушат пожары, тушат так же яростно, как недавно шли в бой. На берегу около вещей, сваленных кучами, толпятся жители. В Паричах и на берегу изредка рвутся тяжелые немецкие мины, прилетающие сюда из ночи. На них никто не обращает внимания.
— А-а-а, чтоб тебе повылазило! — вдруг дико орет Моисеев и разражается таким потоком отборной брани, что все опешили.
— Моисеев! — наконец кричит Мараговский и показывает кулак.
— Да спасу же нет, товарищ главный! — уже более спокойно отвечает Моисеев и левой рукой зажимает рану ниже поясницы. — Ведь угораздило же сволоту!
Копылов, уже просунувший в рубку свою плутоватую рожу, переводит глаза с рук Моисеева на маленькую дырку в стенке рубки и кричит не менее дико, чем недавно Моисеев:
— Санитары! Носилки в рубку!
Моисеев выпускает из рук штурвал, бросается за Копыловым, но спохватывается и возвращается на свое место. Катер, рыскнув, снова поворачивается к мосту.
А неугомонный Копылов уже проталкивает в рубку Жилина, через плечо которого перекинута санитарная сумка.
— Кого перевязать? — спрашивает Милин.
— Моисеева, — подсказывает из-за его спины Копылов.
— Иди ты! Изничтожу! — орёт Моисеев.
В ответ раздается хохот. Всем давно нужна разрядка, и теперь до слез хохочут прибежавшие минёры, катается от смеха по надстройке Мараговский, не может сдержать улыбки Гридин. Моисеев несколько секунд удивленно смотрит на них, потом улыбается, безнадежно машет рукой и говорит:
