Вперед, гвардия! | страница 127
Ночь осторожно опустилась на землю. Из маленькой тучки, вынырнувшей неизвестно откуда, нерешительно упало на землю несколько капель. Справа и слева на небо легли красные отблески пожаров. Отдаленный гул артиллерии и редкие взрывы, как тяжелые вздохи, наполняли ночь, глушили все прочие шумы.
Только здесь, где стояли безмолвные и безлюдные тральщики, было непривычно тихо. Очень много пережили люди еще недавно и сейчас молча сидели на траве, попыхивая самокрутками.
— Где комдив? — спросил кто-то из темноты.
— Здесь. Кто там? — откликнулся Норкин.
— Телефонист Дятлов, — ответил матрос, а вскоре перед Норкиным вырос и сам Дятлов — высокий и до тоге сутулый, что казался горбатым. — Куда прикажете телефон поставить? Мы старое ка-пэ перенесли.
— Здесь, — ответил Норкин.
Дятлов нимало не удивился, окинул взглядом полянку, встал на колени, покрутил ручку и зачастил знакомой всем скороговоркой:
— Я—Березина! Я — Березина! Садовник! Садовник! Я — Березина!
С реки донесся шум приглушенных моторов. Прислушались. Сомнений быть не могло; возвращались свои. Действительно, весь дивизион скоро подошел к берегу, Селиванов подбежал к Норкину и, сдвинув фуражку на затылок, выпалил одним духом:
— Полный порядок! Морская пехота оседлала все дороги и уродует фашистов, как бог черепаху! Нам бы сейчас заправиться бензинчиком, дополучить боезапас — и дуй, не стой!.. Ты чего, Мишка, такой дохлый? Опять с тем поцапался?
— Никишин с Гридиным в госпитале… Так и не простился с ними.
— Жаль, конечно, только все это ерунда. Выберешь денек поспокойнее и махнешь в госпиталь.
— Семёнов на проводе, — доложил Дятлов. Семенов был ласков, весел и даже игрив. Он поздравил Норкина с первым успехом, пообещал немедленно выслать все требуемое и разрешил отдыхать до утра. Все это, конечно, было приятно слышать. Но после этого разговора Норкин не успокоился. Почему отдыхать до утра, а не лететь вперед, повиснув на спине удирающего противника? Норкин в сорок первом году сам испытал, как трудно бывает остановиться, когда сзади слышно урчание множества моторов.
Не понравилась и та легкость, с которой Семенов согласился оставить здесь три тральщика, не имеющих команды. Словно рваные калоши бросил. А ведь они еще могут пригодиться: не так много здесь катеров, впереди, возможно, и не такие бои. Если после каждого из них бросать по два или три катера, то с чем кончать придется?
Вот и сидел Норкин около телефона, прислушиваясь к звукам удаляющегося боя. Ему во что бы то ни стало хотелось сохранить тральщики как боевые единицы, но где взять людей? И тут вспомнились Сталинград, траление на Волге. Ведь были же там такие дни, когда команда тральщика состояла из трех-четырех человек? Трудно было людям, они уставали, но катера работали. Что, если и сейчас попробовать так же? Не все же катера и не все время будут прорывать оборону противника. Нужны и посыльные, и санитарные, и другие вспомогательные катера.