Норкин раньше, чем Селиванов, понял, что допустил ошибку, согласившись с ордером, предложенным Семеновым. С командного пункта, где он находился с Козловым, были прекрасно видны каждый маневр катеров, красные кляксы ракет на небе, разрывы снарядов на реке.
— Что делаем? — спросил Козлов, когда Норкин кончил разговаривать с Селивановым. — Выбросим десант перед боном?
— Минные поля, — ответил Норкин и тут же накричал на телефонистов: — Когда вы мне вызовете Семенова? Еще час ждать прикажете?
Хотя такого приказания не поступало, хотя выговор и не был заслуженным, телефонисты не обиделись: они лучше других знали обстановку.
— Семенов на проводе, — скоро доложил один из них.
Норкин выхватил у него трубку и сказал, пренебрегая всякими кодами:
— Семёнов? Я меняю ордер…
— Не смей! Знаешь, что тебе за это будет? Да я…
— Почему нельзя? Катера сейчас превратились в мишени.
— Я тебе по-русски говорю! При-ка-зы-ва-ю. — Семенов говорил что-то еще, но Михаил бросил трубку и снова наклонился к стереотрубе.
Катера пока еще все были на ходу, но разрывы сжали кольцо. С минуты на минуту можно ожидать прямого попадания. Норкин повернулся к Козлову и спросил:
— На оставшихся катерах твои все в кубриках? — Все, а что?
— Дежурный! Вызвать дивизион! — и уже через несколько секунд: — Артиллерист? Огонь всем дивизионом по тем батареям!.. Не видишь? Засеки и крой! По площади крой!
Рявкнули пушки, и, гудя, первые снаряды понеслись к Здудичам. Залпы следовали один за другим, и вскоре вокруг катеров всплесков стало меньше. Только несколько неуловимых батарей продолжали засыпать их минами. И тогда Норкйн решился. Он снова вызвал дивизион и скомандовал:
— По квадратам 03–25 и 17–34 огонь из «катюш»! Шипя и посвистывая, оставляя за собой красный шлейф, мины понеслись к окопам фашистов. Немного погодя донесся приглушенный расстоянием взрыв, похожий на раскат грома. Огонь противника ослабел еще больше.
— Мишка, не зря? — осторожно спросил Козлов.
— Что зря? Огонь по ним открыл? На этот счет у меня приказа нет, но я не позволю расстреливать катера. Огнем прикрываться надо, а не бумажками!
— Почему не отведешь, не перестроишь?
— Семенов приказом запретил, — ответил Норкин и насупился. Почему Семенов категорически запрещает перестроение? Что это? Глупое упрямство или хитрый замысел высшего командования? Может быть, здесь место ложного удара? Может быть, гвардейцы должны привлечь к себе внимание? Стянуть сюда силы противника, чтобы в другом месте нашим войскам легче было прорвать фронт?
