— Что ж, спасибо, Максим Алексеевич, за правдивую информацию, — почти дружески говорит Ясенев. Голованов прекрасно понимает этот маневр. Они оба пришли к одинаковому выводу: наблюдать за Карпенко, а пока сделать вид, будто ничего существенного не произошло. — Когда обратно?
— Сегодня… Сейчас. Заправим машину и сразу тронемся.
— Зачем такая спешка? — говорит Голованов и добавляет, не совладав с собой — К бою так и так опоздали. Подкрепитесь, отдохните и тогда трогайте. К тому времени и бой кончится.
— Вот поэтому и спешу, товарищ адмирал. Может, повреждения какие? Как ни говорите, а я механик.
— Тоже верно, — поспешно соглашается Голованов и смотрит на Ясенева. Тот кивает головой. — Тогда до свидания, Максим Алексеевич. — Голованов приподымается и протягивает руку.
— А как в отношении плавмастерской? — спрашивает Карпенко с видом очень озабоченного человека.
— Скажите Семенову, что она в ведении Военного Совета. Да он и сам должен знать об этом.
Сияющий Карпенко вышел на палубу. Черт побери, как хорошо, когда у тебя голова на плечах! А ведь чуть-чуть не влип, как кур во щи. Ладно, что своевременно догадался курс изменить. Сейчас зайти к Чигареву (что ни говори, а начальство!), подкрепиться и — в путь-дорогу.
Небрежно козырнув вахтенному, словно отмахнувшись от надоедливой мухи, он сошел на берег.
А после его ухода между Головановым и Ясеневым произошел краткий, но выразительный разговор.
— Хорош? — усмехнувшись, спросил Голованов.
— Беспозвоночный, — ответил Ясенев, бережно складывая листы злополучной информации Семенова.
— Твое мнение?
— Потерпим его присутствие до первого удобного случая. У нас, к несчастью, за паршивую душу не наказывают.
Разговор с Чигаревым не был продолжительным. Карпенко вкратце рассказал о стычках Норкина с Семеновым, добавил от себя, что теперь все в порядке, что сегодня катера пошли в бой, и замолчал. Чигарев больше ни о чем не спрашивал: он знал, что главное могло произойти в отсутствие Карпенко.
Несколько обиженный холодным приемом Чигарева, Карпенко, однако, не лишился аппетита и, плотно закусив, начал собираться в обратный путь. Собственно говоря, сборы его заключались в том, что он прошелся вдоль стоянки катеров, перебросился несколькими словами с мотористами, взял письма и направился к машине. Тут, около поляны, его и догнала Катя.
— Товарищ Карпенко! — крикнула она.
Максим Алексеевич остановился с видом человека, которому дорога каждая минута, но он вынужден тратить их на пустяки. Однако глаза его тотчас стали маслянистыми Катя, порозовевшая от смущения, затянутая в китель, была особенно красива. Ее большие черные глаза смотрели с надеждой, даже с мольбой, а полуоткрытые припухлые губы хотели и не могли выговорить заветного слова.
