Мара провела пальчиком по золоченой отделке.
– Это очень любезно с вашей стороны, – пробормотала она. – Но подарок слишком дорогой. Я не могу принять его.
– Мара, эти счеты я хранил много лет, и у меня никогда не было необходимости пользоваться ими. Вы же знаете, что я не очень силен в бухгалтерском деле. Если это облегчит вашу работу, так пусть лучше они будут у вас.
Мара посмотрела на Чейза вновь и поняла, что не в силах отказаться.
– Хорошо, приму, если вы настаиваете. Спасибо. – Она уложила счеты в коробку. – Но если мы так рано празднуем Рождество, у меня должен быть подарок для вас.
– Уверен, он найдется.
Его стремительный ответ заставил Мару озадаченно замолчать. Внимательно посмотрев на него снизу вверх, она спросила:
– Какой?
– Все, что я хочу, – это чтобы вы были добры ко мне.
Мара замерла с коробкой в руках. «Быть доброй по отношению к нему?!» Холодная волна ненависти прошла через все ее существо. Она отпихнула коробку, словно там сидела жаба.
– Из всех низких и постыдных мыслей, – сказала она, вставая с кресла, – это, должно быть, самое низкое. Если вы думаете, что можно вот так, даря подарки, извлекать из этого выгоду, то…
– То что? – Какое-то мгновение Чейз смотрел на нее, не понимая, чем вызваны ее сердитые слова. А когда понял, то почувствовал, как волна гнева поднимается в нем.
– О чем вы подумали?
С треском надев крышку на коробку, Мара схватила портфель.
– Ни о чем. Вы непростительный хам.
Поняв, что Мара направляется к выходу, Чейз вскочил и пошел за ней, а когда она резко распахнула дверь, вернул ее обратно, захлопнув дверь. Затем всем своим весом задвинул щеколду замка. Открыть его у Мары уже не получилось.
Оказавшись волей обстоятельств в таком положении, она резко развернулась и горделиво подняла подбородок.
– Позвольте мне выйти.
Чейз обхватил ее вокруг талии и легко, словно это был всего лишь букет цветов, сделал с ней три шага, бесцеремонно усадив ее на стол.
– Слушайте меня, миссис Эллиот. Слушайте внимательно, потому что это может быть последний раз, когда я говорю с вами. – Натаниэль судорожно вздохнул, ненавидя ее за то, что она заставила его выйти из себя. – Когда я говорю «доброе отношение», я имею в виду всего лишь доброту в ее банальном смысле. Быть вежливой, вести себя прилично и, наконец, быть просто справедливой. Все!
– О… – Она смотрела на него, и постепенно острые черты на ее лице стали смягчаться. – Я и не думала…
– Естественно, что вы не думали, – процедил Чейз сквозь сжатые зубы. – Вы вообще смотрите на мир ожесточенными глазами, никому не доверяете, раскидываетесь обвинениями и предпочитаете верить худшему, что в нас есть.
