Мне удалось поймать такси-микроавтобус на улице рядом с «Риджент-Беверли-Уилшир». Водителем оказалась женщина лет тридцати с крашеными темно-рыжими волосами. Рядом с ней сидела немецкая овчарка, которая, казалось, спала.
– Не бойтесь, она не кусается, – сказала женщина сюсюкающим тоном. – Куда ехать?
Я назвал адрес. Женщина не имела понятия, где это находится. Как большинство таксистов в Лос-Анджелесе, она не знала всего города, только отдельные районы. Но она оказалась умелым, опытным водителем.
В Санта-Монике мы попали в пробку. Я закрыл окно, чтобы не дышать выхлопом автомобилей, и вскоре начал потеть.
– Кондиционер сдох, – объяснила женщина, глядя на меня в зеркало.
Мы угодили в ловушку. На север, юг, запад и восток тянулись ряды неподвижных автомобилей. Город, спроектированный или, по крайней мере, считавшийся, раем для автомобилистов, стал жертвой своих желаний. Тут застрял весь Лос-Анджелес.
Я не мог понять, зачем Фелисити понадобилось увидеться со мной. Мы встречались всего пару дней назад. Мне не хотелось снова ссориться с ней, но представлялась хорошая возможность попросить ее отдать документы на квартиру.
Мне потребовался почти час, чтобы добраться до ее дома. Я расплатился с водителем. Выходя из машины, я увидел, что немецкая овчарка неподвижна, и понял, что это всего лишь чучело со стеклянными глазами.
В квартире Фелисити играла громкая музыка – Лист. Это озадачило меня. Входная дверь была открыта. Я закрыл ее за собой. Что-то было не так. Затем я увидел мать, лежавшую на полу в своем черном домашнем халате. Она лежала неподвижно, как убитая. Я склонился к ней.
– Мама, в чем дело?
Что такое? Пришел тот неизбежный день, когда я найду свою мать мертвой?
Фелисити медленно потянулась за стаканом с водкой, стоявшим на ковре.
– Что случилось?
Когда Фелисити заговорила, ее голос был другим – более низким и грудным. Она выглядела так, как будто несколько дней не просыхала.
– Ко мне приходила Барбара, – сказала она.
– Барбара?
– Она рассказала мне, каким дерьмом ты оказался. Это меня не удивило. Ты всегда был дерьмом. Как и твой отец.
– Зачем она приходила к тебе? – я был удивлен и разозлен. Это не похоже на Барбару – плакаться, в жилетку, тем более избрав в наперсницы Фелисити.
– Она хочет, чтобы ты вернулся, один Бог знает – зачем. Я была рада, как хрен знает кто, когда твой отец ушел. Я годами пыталась избавиться от него.
Фелисити находилась в самом дурном настроении, но в ее оскорблениях появилось что-то новенькое. Я не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь говорила о своих отношениях с отцом. Она постоянно обвиняла меня в том, что я похож на него, но сейчас ударилась в воспоминания, очевидно, навеянные рассказом Барбары.
