Арвий Шельба, ознакомившись со статьей Мартинсона, сказал Галактионову:
— Насчет омоложения — это он имел в виду меня. Я сам знаю, что возврат организма к молодости невозможен. Склероз — вот в чем все дело… Но вызвать хоть не на долгое время ощущение молодости можно. И за эти минуты, часы радостной жизни, человек будет благодарен.
Галактионов согласился с ним.
Он чувствовал себя именинником. Теперь не страшен Се бастьян Доминак — он один и ничего не сможет предпринять…
Из института Даниил Романович пошел домой пешком: Макс явился с забинтованной головой, и Галактионов не разрешил ему сесть за руль, уговорив идти отдыхать. Макс молча согласился. Он был чем-то крайне озабочен.
У Даниила Романовича возникла мысль заказать разговор с Москвой, вызвать к телефону жену. Но он тут же оставил эту мысль. Пришлось бы говорить не только о радости, но и о своей тревоге, о том сложном и трудном положении, в котором он здесь оказался. А разговор тут подслушают и изобразят в газетах как вопль отчаяния.
Зачем беспокоить жену и друзей? Лучше послать через Лато ва скромную благодарность и признательность за поздравления — пусть напечатают это в советской прессе.
По дороге Галактионов купил в киоске иллюстрированный журнал. Роскошная бумага, отличная печать, изумительной яркости краски… Но Даниил Романович не мог понять, что было изображено этими красками. Одна из репродукций треугольниками из осколков разноцветного стекла изображала, судя по подписи, утро. Под другой была подпись «Любовь» — две уродливые фигуры, без голов и без ног, будто две сросшиеся кости.
Даниил Романович бросил журнал и поднялся к себе в квар тиру. Снова он подумал о телефоне и решительно сказал: нет! Разговор его будет подслушан и обращен против него.
Галактионов захватил с собой из дому небольшой фотоаль бом. Пограничники и чиновники Атлантии, проверяя чемоданы, не обратили внимания на этот альбом, и он остался. Даниил Романович часто открывал его, люди на фото оживали, он как бы разговаривал с ними, вспоминал родные места, дальние поездки.
На первой странице — он с женой, оба еще молодые. Она смотрит прямо, но голову слегка наклонила к нему. Она, кажется, говорила что-то в эту секунду. Что? Ах, да! Ведь это фотографировала Роза, и ей было 12 лет. Мария сказала, что Роза, когда сосредоточена, похожа на отца. Это было незадолго до войны.
Вот военные снимки. Он в простой шинели, с прямоугольни ком в петлицах. Снимков много, по ним можно вспомнить весь путь армейского полевого госпиталя. Несколько снимков брата Николая, они были присланы на фронт с Урала. У Николая худое лицо, усталый взгляд.
