– Ой, да. Забываю. Знаешь, это всё-таки не для трудящихся. Я так выматываюсь. Всё ж на бегу. Стану старенький, буду поститься.
– Станешь старенький, так от родимого государства такой пенсион получишь, что только на постное и хватит. Я вот хочу нарочно, назло подольше пожить – они нас вымаривают, а мы как на гречу наляжем и будем здоровёхоньки, а у них печёнка лопнет от всяких устриц и паштетов. Ты дома что наплёл?
– А ничего. Улизнул, когда спали. Тебе траур к лицу. – И зевнул.
– Зевает ещё. Вежливый кавалер.
– Вчера на свадьбе работал, ну ты ж понимаешь, – смутился Фирсов. – Чудом встал. Ради тебя только…
– Хорошо тебе, на свадьбах бываешь. А у меня вот похороны. Давно я на свадьбах не гуляла. Всё такая же пошлятина?
– Круче. Народ жирку нагулял, стал чудной…
Он вёл машину спокойно и ответственно, вот разве что небольшая заторможенность ощущалась, немобильность. А руки хорошие – крупные, надёжные. Мягкие, наверное.
– А что твой сожитель, он по крематориям не ходит, нервы бережёт?
– Он и не в курсе, что у меня бабушка была. Ему моё происхождение до фонаря. Никаких вопросов, поел – и в койку.
Этого Фирсов одобрить не мог. Он был из тех мужчин, которым женщины сначала рассказывают всю свою жизнь, а уж потом дают.
– Загадочные у тебя мужики, Аль. И супруг этот толстый, и бизнесмен, которому всё до фонаря. Зачем они тебе?
– Что ж прикажешь, в монастырь идти или сексуальную ориентацию сменить?
– У тебя не получится, – засмеялся Фирсов. – Ты для нас, для землянских гадов, предназначена.
– Ну так и живу с гадами, что удивительного.
– Жалко… – совершенно искренне, что и пленяло, сказал Андрюша.
– Слушай, ты мне похоронный настрой сбиваешь. Жалко ему. Тебе сколько лет?
– В мае сорок будет. Сам не знаю, как так вышло, а вот.
– А детей сколько?
– Четверо… Но старший сын, который от Маши, взрослый, двадцать лет. У Насти девочка, той тринадцать. И у Нины мальчик и девочка, девять и шесть. Соответственно.
– И чего тебе жалко?
– Тебя жалко, – терпеливо объяснил Фирсов.
Ох и намаялись мы, отыскивая морг энской больницы. Бестолковица отечественной истории воплотилась в хаосе больничных строений разных эпох, где основательно распалась связь времён – отсутствовали даже указатели. Самыми обширными и дурацкими были корпуса блаженных лет железобетонной дегенерации застоя, и один такой спрут мы оббегали два раза, гонимые от регистратуры к пищеблоку, внезапно попадающие в неприятные и очевидно ненужные коридоры… Спрашивать посетителей, где здесь морг, не хотелось, спросили раз одного, и как-то не порадовало нас выражение его лица. Ну, не знаешь так не знаешь, а зачем делать вид, что и знать не желаешь. Может, скоро сам будешь вот так вот бегать как дурак. Это было наше общее с Андрюшей мнение. Наконец удалось отловить явную медсестру, и, разумеется, оказалось, что морг в противоположной стороне, в полукилометре талого снега. Снежинки закончились ещё в начале февраля, и с неба нынче валились бесформенные хлопья – предел творческого кризиса мастера воды. Но спутник мой оказался запаслив и держал надо мной большой чёрный зонтик, правда, слабого натяжения и с двумя сломанными спицами. Надо будет ему на день рождения, что ли, зонтик подарить.
