«Не следует облекать бесов во плоть, – внушительно сказал Ликтор. – Не следует придавать зримые очертания тому, чего нет».
Протодьякон хотел оправдаться и ответить, что никогда ничего подобного не делал и даже не помышлял об этом.
«Фильмы, – напомнил Ликтор. – Ты смотришь фильмы. Это твоя слабость, страстишка. Там то, чего не бывает; там показано несуществующее».
Челобитных внезапно испытал дикий ужас, осознав, что страшный этот человек абсолютно прав, и в этом месте проснулся.
Он не сразу пришел в себя, сон пытался его удержать, вцепившись в одежду, но хватка постепенно слабела, и вот уже сновидение отступило, покатилось в бездонные глубины памяти, теряя объемность и превращаясь в кошмарное воспоминание.
Воспоминание оказалось четким, детальным, живучим.
Сумрачно глядя в иллюминатор, протодьякон подумал, что самозванный инструктор говорил дело. Современные технологии продвинулись настолько, что пройдет немного времени – и можно будет сотворить любого беса, причем во плоти, а вовсе не кинематографического!
Генная инженерия, наноконструирование и Бог его знает что еще позволят человеку вырастить Антихриста. Ему не нужно приходить, человек создаст его собственными руками. Зло есть ничто, то есть отсутствие бытия, абстрактная идея, Ликтор абсолютно прав. И уже во власти человека придать этой идее форму, ввести ее в мир физических предметов.
В Писании сказано, что Зверь явится из вод.
Все эти гены, реагенты, добавки – суть вода. Пантелеймон не был силен в подобного рода мистических толкованиях, но чувствовал нутром, что это именно так. Вода не есть одно лишь знакомое всем химическое соединение; в мистическом понимании вода означает нечто гораздо большее. Есть дух, есть земля и есть вода. Их не спутаешь друг с другом.
Зверь будет могущественнее человека и в итоге покорит своего создателя.
«Господи, спаси и сохрани», – протодьякон перекрестился.
Господь исправно хранил его. Вновь нарисовалась стюардесса; она велела пристегнуться – самолет заходил на посадку.
– Прошу не курить, – предупредила она.
«При посадке-то все и случается», – подумал Пантелеймон и тут же выругал себя за малодушие и маловерие.
Он попросил у Господа прощения и дал обет раз и навсегда истребить в себе этот подлый страх. Обет – дело серьезное. Не выполнить обет – тяжкое прегрешение; теперь пути назад не было. Это означало…
Самолет сильно тряхнуло, и обдумывание обета вылетело из протодьяконовой головы. Посадка благополучно состоялась, и самолет уже бодро катил по взлетно-посадочной полосе.
