Леший кружил его, уводя все глубже и глубже в лесную глушь.
Свечение прекратилось, и Ляпа погружался в кромешную тьму. Задыхаясь, не в силах больше бежать, он остановился передохнуть.
Никто его не преследовал.
Поскрипывали древесные стволы, ухали невидимые птицы – может быть, совы, а может, и какие иные. До ушей Ляпы донесся далекий пронзительный вой. Слишком далекий, чтобы представлять непосредственную угрозу, но Ляпу будто ожгли кнутом! Не успев отдышаться, он вновь перешел на бег.
Спуск по реке занял остаток дня и захватил толику ночи.
Путешествие по воде не ознаменовалось никакими примечательными событиями, и протодьякон немного расслабился. Что бы ни говорили в Инквизиции, на что бы ни намекали местные жители – пока он не видел никаких причин для волнения. Было, напротив, неимоверно скучно, потому что Ступа словно воды в рот набрал и только знай себе орудовал то веслами, то шестом.
Поначалу было занятно, и Пантелеймон любовался непривычным пейзажем – большей частью его деятельность разворачивалась в городах, а еще – в горах, где он сражался с басурманами. Но вскоре красоты приелись, и он заскучал от однообразия. Примерно то же самое почувствовал бы любой человек, прикажи ему кто-нибудь в один присест освоить, скажем, здоровенный торт.
К немалому удивлению Пантелеймона, за всю дорогу проводник не позволил себе ни капли спиртного, а этого протодьякон опасался намного больше, чем невыясненных покуда вервольфов и прочей нечисти. Ступников демонстрировал нешуточную выдержку, и Пантелеймон терялся в догадках касательно ее источников. На закате он не выдержал и деликатно поинтересовался самочувствием проводника. Не болит ли голова и вообще – как ему удается столько часов прожить с трезвой головой?
В ответ на это Ступа хмыкнул и передернул плечами.
– Жить-то хочется, – ответил он коротко. – Жизнь – она дороже самогонки.
Философия, обычно не свойственная сильно пьющим людям.
Протодьякон решил не развивать тему.
– Ну да, ну да, – закивал он и умолк.
Он изнемогал от безделья, сидя на корме, и даже пару раз вызвался погрести, но получил категорический отказ.
В качестве объяснения Ступа повторил все те же слова. Жизнь, дескать, дороже и вообще весьма коротка.
Ступе не раз приходилось туго, река изобиловала порогами и водоворотами, но он уверенно преодолевал все препятствия даже в сгустившихся сумерках. Было совершенно очевидно, что этот маршрут он одолевал не однажды. И выламывался, скорее всего, для виду, просто набивая себе цену.
