В августе жену знать не желаю | страница 33



— А почему вы бросили свою жену?

Дон Танкреди вздохнул:

— Ради другого милого и прекрасного создания, — сказал он. — В этом-то и состоит мое несчастье. Потому что если бы одна из двух женщин оказалась плохой, если бы она была классической злой женщиной, ведущей мужчину к погибели, я бы бросил ее без всяких угрызений совести; но они, к несчастью, обе были хорошими женщинами.

— Тоже мне причина! — проворчал Филиппо.

— Моя печальная судьба, — продолжал дон Танкреди, — всегда встречать хороших женщин; я постоянно шел от хорошего к лучшему, поэтому, чтобы не обижать ни одну из них, я не рвал никогда ни с одной, обманывая всех их, а в результате всегда обманывал себя самого.

— Бедняжка! — пробормотала Сусанна.

— Я не знаю, — говорил далее дон Танкреди, — кто лучше, мужчины или женщины, но несомненно, что я хуже тех женщин, которых встречал. Я всегда им изменял, в то время как они единственно желали хранить мне верность и готовить мне вкусные обеды. И, что еще хуже, я всегда любил свою жену больше, чем всех остальных. Поэтому сегодня я возвращаюсь к ней, в раскаянии и смущении, через десять лет разлуки.

— Лучше поздно, чем никогда, — заметил Филиппо.

— У вас есть дети? — спросил любитель острых ощущений.

— Дочь, — ответил дон Танкреди, — милое и прекрасное создание.

— И она тоже? — пробормотал Филиппо. — Вы знакомы только с милыми и прекрасными созданиями.

— Так и есть, — сказал дон Танкреди. — Почти все женщины добры и хотят только, чтобы их любили, одевали, кормили, окружали заботой, водили в театр, уважали, оказывали им всяческие знаки внимания и удовлетворяли все их прихоти.

— Какие скромные желания, — пробормотал Филиппо.

— Но пусть начинают привыкать к мысли, что в театр им придется ходить одним, — заметил любитель острых ощущений, — потому что у нас дела.

— Милые и прекрасные создания! — задумчиво повторил дон Танкреди.

— Есть и исключения, — пробормотал любитель острых ощущений, который, казалось, думал о своем.

И невольно поднес руку к длинным царапинам, которые уродовали его щеки.

Дон Танкреди продолжил свою речь:

— Женщины, женщины. Есть женщины, ноги которых открыты выше колен. Они проходят под светом электрических ламп, с накрашенными губами, с пестрыми султанами, блестками на экстравагантных платьях, в невероятных шляпках, с короткими и широкими зонтиками, которые ни на что не нужны и стоили бог знает сколько. Они, казалось бы, говорят: «Смотрите на нас. Вот наши ноги, вот наши обнаженные руки. Почему вы не занимаетесь нами, как когда-то? Почему вы нас больше не любите? Что мы должны сделать, чтобы возбудить ваш интерес? Мы даже отрезали себе волосы, а это немалая жертва. Мы сбрили ресницы. Мы не знаем больше, что делать. Посмотрите на эту шляпку. На нее нельзя не смотреть, господи! Посмотрите хотя бы на этот зонтик. Какой он странный! В длину он не больше ладони, а вместо ручки у него голова собачки в натуральную величину. Вы хоть раз видели более любопытный зонтик?» Но мужчины все более и более невнимательны и разучились любить женщин. Для женщин же любовь все еще составляет великое событие в жизни. Они проходят и кажутся детьми, которые, дабы привлечь внимание отца, занятого другим, являются перед ним с лицом, измазанным углем, и кастрюлей, надетой на голову. Бедные женщины! Если и дальше так пойдет, они просто сойдут с ума.