У Джека что-то тихо заскребло внутри: Эшлин вызывала в нем странное чувство. Неловкость или, быть может, раздражение?
– Я только говорю, – вернулся Джек к приятной теме, – правда ведь, как славно, что нет рядом женщин? И если я скажу, что сегодня чудесный теплый вечер, никто мне не бросит в ответ: «Пошел вон, неудачник, век бы тебя не видеть!»
Демонстративно вздохнув, Келвин сдался:
– Значит, с Мэй опять все вразнос? Джек кивнул.
– А не пора махнуть рукой?
– Вы же вечно ругаетесь, – внес свою лепту Джерри.
– Она меня доводит до белого каления, – уныло признался Джек. – Вы просто не понимаете, что это такое.
– Еще как понимаю, я ведь женат, – хмыкнул Джерри.
– Нет! Я вовсе не то имел в виду…
– Люби их и бросай, – дурашливо подмигнув, перебил Келвин. – Вот мой девиз. Или, точнее, не люби и бросай.
«И довольно об эмоциях», – решил он про себя.
А ведь как они все радовались, когда у Джека что-то началось с Мэй! Прошел год после того, как его неожиданно бросила Ди, давняя подружка, и было приятно снова видеть его в строю. По крайней мере, так они думали. Но после того как закончился «медовый месяц», длившийся дня четыре, Джек в обществе Мэй стал почти таким же угрюмым, каким был после разрыва с Ди.
Келвин твердо решил отвлечь Джека от больной темы.
«Автомобили, – подумал он. – Вот о чем они сейчас поговорят».
В пятницу вечером Лиза вышла из редакции последней. Улицы были запружены народом, заходящее солнце слепило глаза. Протискиваясь между добродушными гуляками, перетекающими из паба в паб по улицам Темпл-Бара, она решительно двигалась к Крайст-черч, но на душе у нее было невесело. Вспомнился другой теплый вечер пятницы, когда она и Оливер сидели у реки в Хаммерсмите, мирно потягивая сидр, расслабленные и свободные после трудной недели. Неужели это правда было с ней?
Отодвинув мысли об Оливере, она попыталась переключиться на что-нибудь еще, но тут, проходя мимо паба, увидела в окне Трикс. Лиза ускорила шаг, притворяясь, будто не видит, что Эшлин приветственно машет ей рукой и жестами приглашает присоединиться к компании.
Вряд ли Лиза смогла бы так же естественно, как Эшлин, проявить дружелюбие к кому бы то ни было, но Эшлин сочла необходимым проявить сочувствие, застав Лизу плачущей, и за это Лиза сразу ее невзлюбила.
Мерседес, впрочем, тоже ей не нравилась, но по совсем иным причинам. Молчание и сдержанность Мерседес хоть кого взбесили бы.
Когда несколько дней назад Эшлин записалась по телефону в салон на эпиляцию, Лиза рассмешила всю редакцию, когда бросила:
